Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 274

Страница

Область применения таких манипуляций психологией морали обширна. Найти хоть что-то, что может смягчить сопротивление израильских и палестинских фанатиков единственно возможному, по мнению мирового сообщества, способу разрешения конфликта почти чудо. Стандартные инструменты дипломатов, которые считают противников рациональными агентами и пытаются манипулировать выгодами и затратами мирного соглашения, могут вызвать обратный эффект. Если они хотят увидеть, как впереди забрезжит луч надежды, им лучше думать о противоборствующих сторонах как об агентах моральных и манипулировать символическими интерпретациями мирного соглашения. Нравственное чувство человека не всегда является препятствием к миру, но может им стать, если мышление в терминах святынь и табу ничем не ограничено. Только переориентировав его в соответствии с целями, поставленными разумом, мы можем достичь поистине высокоморального результата.

~

Осталось определить внешнюю, экзогенную причину сдвига нравственных интуиций, которые покидают области общности, власти и чистоты, направляясь в сторону справедливости, независимости и рациональности.

Первая очевидная сила — это географическая и социальная мобильность. Сегодня люди вовсе не обречены проводить жизнь в узком кругу семьи, деревни и племени, где конформность и солидарность — основа жизни, а остракизм и изгнание — социальная смерть. Они могут поискать удачи в других местах, познакомиться с альтернативными взглядами на мир и приблизиться к вселенской, всемирной морали, тяготеющей к правам личности, а не к шовинистическому благоговению перед группой.

По тем же причинам и открытые общества, где индивид благодаря собственным талантам, амбициям или удаче может повысить свой социальный статус, вряд ли сочтут механизм распределения на основе авторитета незыблемым законом природы, а скорее увидят в нем исторический артефакт или пережиток несправедливого прошлого.

Когда непохожие друг на друга люди общаются, торгуют и сотрудничают, добиваясь общих профессиональных и социальных целей высшего порядка, их интуитивные представления о чистоте размываются. В главе 7 упоминался один из примеров — бо́льшая терпимость к гомосексуальности среди людей, лично знакомых с гомосексуалами. Хайдт заметил, что, если поближе присмотреться к электоральной карте США, изучая не только общее разделение на голубые и красные штаты, но и более мелкое — на голубые и красные округа, оказывается, что голубые округа, представляющие области, голосующие за более либеральных президентов, расположены вдоль побережий и крупных водных артерий. Именно в таких местах люди и их идеи особенно легко смешивались в эпоху, когда еще не было ни самолетов, ни федеральных автострад. Благодаря такому историческому преимуществу они стали крупными транспортными узлами, центрами торговли, прессы, науки и образования и по сей день остаются плюралистскими — и либеральными — областями. Хотя американский политический либерализм ни в коем случае не равен классическому либерализму, эти два течения совпадают в своей оценке моральных сфер. Микрогеография либерализма дает основания предполагать, что моральный тренд на отдаление от общности, власти и чистоты обусловлен влиянием мобильности и космополитизма ^[1840].

Еще одна сила, способная расшатать основы общности, власти и чистоты — объективное изучение истории. Менталитет общинности, замечает Фиск, считает группу вечной: она скреплена своей неизменной сущностью, а ее традиции восходят к началу времен ^[1841]. Распределение на основе авторитета обычно тоже изображается существующим вечно, как порядок, предписанный богами или унаследованный от великой цепи бытия, формирующей Вселенную. И обе модели кичатся верностью благородству и чистоте как частью своей природной сути.

В этом пласте рационализаций настоящему историку рады не больше, чем скунсу на садовой вечеринке. Дональд Браун, прежде чем приняться за исследования человеческих универсалий, пытался объяснить, почему индийская цивилизация, в отличие от соседней китайской, внесла столь небольшой вклад в серьезные исторические исследования ^[1842]. Он предположил, что элиты наследственного кастового общества поняли, что рыскающие по архивам ученые ничего хорошего им не сулят — глядишь, наткнутся на свидетельства, опровергающие их претензии на происхождение от богов и героев. Браун на примере 25 цивилизаций Азии и Европы показал, что общества, расслоенные на наследственные классы, благосклонно воспринимают мифы, легенды, жизнеописания святых, но не поощряют историю, социологию, естественные науки, биографию как жанр, реалистическую портретную живопись и всеобщее образование. Не так давно националистические движения XIX и XX вв. нанимали бойких писак для сочинения лакированных историй о вечных ценностях и великом прошлом их наций ^[1843]. Но в 1960-х и позже пересмотр истории, обнаживший поверхностные корни наций и явивший миру отвратительные злодейства, травмировал не одну демократию. Закат патриотизма, трайбализма и доверия к иерархии отчасти заслуга новой историографии. Неслучайно содержание школьной программы и музейные экспозиции до сих пор вызывают ожесточенные споры либералов и консерваторов.

Хотя исторические факты лучшее противоядие от своекорыстных легенд, образы художественной литературы тоже способны переориентировать нравственное чувство аудитории. Героев множества историй мучил конфликт между моралью, определяемой как благонамеренность, послушание, патриотизм, следование долгу, закону или обычаям, и поступками, которые эта мораль с легкостью оправдывает. В фильме 1967 г. «Хладнокровный Люк» тюремный надзиратель, запирая героя Пола Ньюмана в душном карцере, говорит: «Прости, я просто делаю свою работу. Ты должен меня понять». Люк отвечает: «Не-а, то, что ты называешь это своей работой, не оправдывает тебя, начальник».

Гораздо реже автору удается встряхнуть читателей, показав, что даже совесть может быть плохим советчиком в вопросах морали. Вспомним, как Гека Финна, сплавляющегося на плоту по Миссисипи, внезапно охватывает чувство вины за то, что он помогает Джиму сбежать от его законного владельца и добраться до свободного штата:

Джим громко разговаривал все время, пока я думал про себя. Он говорил, что в свободных штатах он первым долгом начнет копить деньги и ни за что не истратит зря ни единого цента; а когда накопит сколько нужно, то выкупит свою жену с фермы в тех местах, где жила мисс Уотсон, а потом они вдвоем с ней будут работать и выкупят обоих детей; а если хозяин не захочет их продать, то он подговорит какого-нибудь аболициониста, чтобы тот их выкрал.

От таких разговоров у меня по спине мурашки бегали. Прежде он никогда не посмел бы так разговаривать. Вы посмотрите только, как он переменился от одной мысли, что скоро будет свободен! Недаром говорит старая пословица: «Дай негру палец — он заберет всю руку». Вот что, думаю, выходит, если действовать сгоряча, без соображения. Этот самый негр, которому я все равно что помогал бежать, вдруг набрался храбрости и заявляет, что он украдет своих детей, а я даже не знаю их хозяина и никакого худа от него не видал…

Страница