Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Пинкер cтр.№ 207

Противоречивые описания обиды с точки зрения агрессора, его жертвы и нейтральной стороны — это психологический аспект треугольника насилия, изображенного на рис. 2–1. Назовем его морализаторским разрывом.

Морализаторский разрыв — это часть феномена, известного как ошибка эгоистичности. Люди стараются выглядеть хорошими. «Хорошими» может означать успешными, сильными, популярными и компетентными или же добродетельными, честными, щедрыми и бескорыстными. Желание человека подать себя с выгодной стороны — одно из основных открытий социальной психологии ХХ в. Впервые о нем заговорил социолог Эрвин Гоффман в работе «Самопрезентация в обыденной жизни» (The Presentation of Self in Everyday Life), а среди недавних работ можно назвать труды Кэрол Таврис и Эллиота Аронсона «Ошибки были сделаны (но не мной)» (Mistakes Were Made but Not by Me), Роберта Триверса «Обман и самообман» (Deceit and Self-Deception) и Роберта Курцбана «Почему все (кроме меня) лицемеры» (Why Everyone (Else) Is a Hypocrite) ^[1363]. Среди характерных феноменов — когнитивный диссонанс (под влиянием которого люди меняют свое отношение к поступку, совершенному вынужденно, чтобы сохранить впечатление, будто полностью контролируют свое поведение) и так называемый эффект Лейк-Уобегон (названный по названию придуманного Гаррисоном Киллором города, в котором все дети отличаются способностями выше среднего уровня). Поддавшись этому предубеждению, люди считают себя выдающимися в желаемом им качестве ^[1364].

Ошибка эгоистичности — это эволюционная цена, которую мы платим за возможность быть общественными животными. Люди собираются в группы не потому, что их магнитом притягивает друг к другу, как металлических роботов, но потому, что у нас есть социальные и моральные чувства. Мы ощущаем тепло и симпатию, благодарность и доверие, одиночество и вину, ревность и злость. Эти эмоции — внутренние регуляторы, помогающие людям воспользоваться преимуществами жизни в обществе (взаимовыгодным обменом или помощью других) и избежать издержек (эксплуатации со стороны мошенников и социальных паразитов) ^[1365]. Мы симпатизируем, доверяем и благодарны тем, кто готов объединиться с нами, и вознаграждаем их нашим собственным сотрудничеством. И злимся и подвергаем остракизму тех, кто обманывает, — их мы наказываем или отказываемся с ними сотрудничать. Собственный уровень добродетели индивида — это компромисс между уважением, вытекающим из репутации человека, на которого можно положиться, и незаконными выгодами от тайного мошенничества. Социальная группа — это рынок готовых к сотрудничеству лиц разной степени щедрости и благонадежности, где каждый старается создать себе славу максимально щедрого и надежного, что на деле может быть некоторым преувеличением.

Морализаторский разрыв включает в себя взаимодополняющие тактики торга в переговорах о компенсации ущерба между обидчиком и пострадавшим. Словно обвинитель в судебном процессе, социальный истец будет преувеличивать боль и страдания, выпавшие на его долю, и упирать на преднамеренность или как минимум на преступное бездействие ответчика. Ответчик же будет подчеркивать разумность или неизбежность своего поступка и преуменьшать страдания истца. Альтернативными формулировками участники задают рамки торга о компенсации и играют на публику, соревнуясь за расположение окружающих и репутацию ответственного члена общества ^[1366].

Триверс, первым предположивший, что моральные эмоции — это инструменты адаптации, служащие целям сотрудничества, обнаружил еще одну важную деталь. Дело в том, что, пытаясь произвести впечатление, преувеличивая свою доброту и мастерство, люди вынуждены одновременно развивать в себе способность видеть такие уловки насквозь, что инициирует психологическую гонку вооружений между теми, кто лучше лжет, и теми, кто лучше распознает ложь. Ложь можно узнать по внутренней противоречивости (сравните с поговоркой на идише «Лжецу нужна хорошая память») или по таким признакам, как неуверенность, нервная жестикуляция, краска стыда и потливость. Триверс рискнул предположить, что естественный отбор может способствовать некоторой способности к самообману, позволяющему подавить предательские признаки в зародыше. Мы лжем себе, чтобы наша ложь казалась правдоподобнее другим ^[1367]. Но наше бессознательное хранит знание об истинном размере наших талантов, не давая нам зайти слишком далеко и потерять связь с реальностью. Первую формулировку этой мысли Триверс приписывает Джорджу Оруэллу: «Секрет владычества в том, чтобы вера в свою непогрешимость сочеталась с умением учиться на прошлых ошибках» ^[1368].

Самообман — удивительная концепция, поскольку парадоксальным образом предполагает, что некое «само» может быть одновременно и обманщиком, и обманутым. Нетрудно показать, что люди подвержены ошибке эгоистичности, подобно весам в мясной лавке, настроенным обвешивать в пользу мясника. Но довольно сложно доказать, что люди склонны к самообману, психологическому эквиваленту двойной бухгалтерии теневого бизнеса, где есть бухгалтерские книги для общего доступа и тайные, в которых записана соответствующая действительности информация, необходимая для ведения дел ^[1369].

Социальные психологи Пьеркарло Вальдесоло и Дэвид Дестено придумали остроумный эксперимент, чтобы поймать хитреца за руку в процессе лицемерного самообмана ^[1370]. Они попросили участников эксперимента помочь им в планировании и оценке исследования, в ходе которого половина из них получит легкое и приятное задание: им нужно будет 10 минут просматривать фотографии, а половина — трудное и утомительное: например, им придется 45 минут решать математические задачи. Испытуемым сказали, что работать нужно будет в парах, но кому какое задание поручить, еще не решено. Экспериментаторы позволили самим участникам выбрать, каким образом будут распределяться приятные и неприятные задания. Испытуемые могли просто взять себе легкое задание или прибегнуть к помощи генератора случайных чисел. Эгоисты есть эгоисты: практически все выбрали первый вариант и взяли легкое задание себе. Позже им выдали анонимные опросники, в которых ненавязчиво задавался вопрос, считают ли они свой выбор честным. Лицемеры есть лицемеры: почти все ответили утвердительно. Когда экспериментаторы опросили другую группу участников, честно или эгоистично поступили испытуемые, те единодушно ответили — эгоистично. Разница между тем, как мы судим о поведении других людей и как оцениваем собственное, — классический пример ошибки эгоистичности.