Распутье - читать онлайн книгу. Автор: Тальяна Орлова, Егор Серебрянский cтр.№ 53

– Ну и досталось мне тогда! Коша бил от души.

– Лучше б спасибо сказал, – отозвался Коша. – Я настолько от души тебя бил, что Ивану Алексеевичу и в голову не пришло тебя еще как-то наказывать. Зубы вставить можно, а вот пробитый череп на новый заменить сложнее.

Пижон ответил искренне:

– Так я спасибо и говорю! Давай поднимай стакан – не забуду, брат, ты меня тогда реально из дерьмища выручил. А теперь уже сколько времени прошло, можно дальше благоденствовать.

Не видела я в его существовании никакого благоденствия. Ладно, Иван простил и скорее всего снова доверяет, как раньше, но что же это за жизнь такая? В любой момент ты можешь вылететь из фавора, и тогда еще будешь радоваться, что всего лишь пару зубов выбили. Он на полном серьезе благодарит Кошу за избиение! И это благоденствие? Пижон все-таки уловил мой взгляд и зачем-то на него ответил:

– Вы про работу спрашивали. Но с шефом не просто хорошо и понятно работать, но еще и выгодно. Знаете, сколько людей в душных офисах торчат за копейки? То-то же! Хотя вам-то откуда это знать?

– Действительно, – на это я рассмеялась. – Но иногда думаю, сколько ж человеку денег надо для счастья, и когда можно остановиться в заработках?

Пижон пожал плечами и снова нахмурился – завис надолго, погрузившись в непонятные мысли. А после долгой паузы выдал:

– На самом-то деле я хотел домик в деревне…

Признание было до трогательности неуместным, потому я не сдержала вопроса:

– Ты на две квартиры в центре заработал, а на домик в деревне не хватило?

– Да нет, просто в процессе уже сложно вспомнить, чего когда-то хотел.

Я перестала улыбаться и серьезно кивнула, соглашаясь с его примитивной и глубокой мудростью. Больше от этой импровизированной пьянки я ничего не получила, но и этого было достаточно для начала.

Нимовский оказался сотрудником межрайонной прокуратуры, я нашла упоминание о нем в интернете после возвращения домой, причем в статье пятнадцатилетней давности. Личного телефона, конечно же, не было, да даже отчетливой фотографии. Пока непонятно, как можно будет это использовать, но все враги моего мужа – мои друзья.

Теперь я думаю, что в любой страсти содержится доля ненависти – не капля, а щедрый кусок. Она делает сладкое горьким – и иногда возникает такое ощущение, что чем горше, тем острее чувствуется. А иначе нельзя объяснить, по какой причине мы с Кошей продолжали мучить друг друга и будто бы по договоренности не позволяли второму надолго отойти на безопасное расстояние. Именно это желание терзать и терзаться приводило Кошу на тренировки, а потом толкало в тир, чтобы там он просто отмалчивался, так и не бросив на меня ни одного прямого взгляда. Именно оно заставляло всякий раз замирать, когда смотрю на него, зависать в воздухе посреди потолка и пола, течь вперед по направлению зрачков и не отворачиваться до последнего – даже в ту секунду, когда он невольно оборачивался и ловил этот взгляд. Та же жажда горечи, перца заставляла подойти к окну всегда, когда я слышала въезжающую на территорию дома машину – мне зачем-то важно было понимать, где в любой момент находится Коша, дома ли он или мотается по ужасающим поручениям Ивана. Никак это знание на моем поведении не отражалось, но сама необходимость будто вросла в ствол позвоночника и вынуждала меня двигаться. Заодно мне казалось, что всякий раз, когда я выхожу перед сном в темный сад, то Коша где-то неподалеку, просто я его не вижу – но стоит лишь вскрикнуть или позвать, он окажется рядом. Разумеется, я никогда не звала, не проверяла. Моей психике зачем-то требовались подтверждения того, что чувства полностью взаимны, даже при осознании, что с подобными подтверждениями мое существование сделается настолько перченым, что может стать несовместимым с жизнью.

И так мы могли продолжать до бесконечности – я уж точно. Еще сто лет подряд делать вид, что все эти не до конца оборванные взгляды, все непроизнесенные фразы полностью невинны. Мы могли продолжать, если бы не Вера.

Она сама завела этот разговор, когда мы ехали домой из бутика:

– Лиза, я человек прямолинейный и честный, а к вам отношусь с бесконечным уважением. Потому заранее простите меня за бестактный вопрос.

– Что случилось, Вера? – я в тот момент действительно не поняла, что она может иметь в виду нечто серьезное.

– Еще раз простите, – она непривычно для себя смутилась. – У вас с Русланом какие отношения? Не хотелось бы понять неправильно.

Я равнодушно изогнула бровь и окинула ее взглядом с настоящим удивлением.

– Вера, ты на что намекаешь?

– Я не намекаю – говорю прямо. Лиза, вы начинаете улыбаться, только когда он появляется в тренировочном зале. Вообще как-то меняетесь. Вы меня тоже поймите, я Ивана Алексеевича слишком сильно уважаю, чтобы изображать слепую.

– Бред какой-то, я постоянно улыбаюсь! – соврала и сообразила, насколько неправдоподобно звучит. Для улыбок в моей жизни почти нет поводов, а уж чтобы неконтролируемо… Да, над этим надо поработать, улыбаться следует более естественно и в разных ситуациях. Но добавила, чтобы на этой лжи странный разговор не закончился: – Вер, не придумывай. Вот если Руслан начнет улыбаться при моем появлении, тогда да – вот это будет повод для настоящих подозрений!

Ага, пусть попробует Кошу на такой же слабости поймать – обломится. Тем не менее я молча порадовалась характеру этой женщины – заявила прямо, а не побежала с тем же самым к обожаемому Морозову, хотя от такой мысли о любовнике ее явно изнутри разъедало. По факту, Вера стала в некотором смысле детектором лжи для меня, на ней и стоит прорабатывать слабые места. Лишь бы к ее сомнениям не добавилось доказательств.

Мы никогда не предоставим никаких доказательств, однако следует быть еще более осторожной – моему нутру зачем-то нужна мучительная горечь, но больше нельзя получать ее в присутствии любых свидетелей. А уж наедине – тем более. Иван никогда не подозревал в подобном никого из своих ребят, он даже мысли такой не допускает, но если ему прямо сформулировать, то огребет и Вера за испорченное настроение, и все, кто под руку подвернется. Да и к лучшему, что она заметила, – мне все равно давно пора увеличивать дистанцию.

Вот только у самого Коши на этот счет оказалось другое мнение. Утром следующего дня я нашла под дверью клочок бумаги с надписью «ФряК». Для человека непосвященного эти буквы ничего не означали бы, но мне отправитель сразу стал понятен. Коша хочет о чем-то поговорить? Так зачем эти шифровки – подошел бы и сказал, что ему нужно. Но после отъезда Ивана я накинула парку и отправилась в садовую беседку – в зимнее время открытую оголившимися деревьями, но все-таки не на виду охраны. Коша действительно ждал там, а я с каждым шагом покрывалась холодным потом от возможных объяснений. И стоило только занять скамью напротив, зашептала:

– В доме снова установлены жучки?!

– Нет, насколько я знаю, – Коша качнул головой. – Но Иван Алексеевич отдал всем нам новое распоряжение – приглядывать за вами и угадывать все ваши желания. Похоже, он вновь в вас по уши влюблен. Рады?