Распутье - читать онлайн книгу. Автор: Тальяна Орлова, Егор Серебрянский cтр.№ 38

Новый звук заставил вздрогнуть. Но вместо выстрела я услышала такой же щелчок, и сразу же за ним грохот затворов со всех сторон и моментальная тишина, еще глубже предыдущей. За миг я перенеслась в мучительно замерший кадр, в котором слышала только собственное дыхание. Коша левой рукой держал пистолет в сантиметре от виска Ивана, все остальные ребята направили стволы на него и замерли в полумистическом ужасе. Последним на Кошу нацелился автомат, невесть откуда взявшийся в руках Славки.

Иван медленно, как будто на скрипучих шарнирах, повернул голову к Коше. Тот лишь слегка отодвинул пистолет, но руку не опустил. Хотя побледнел еще сильнее, чем раньше.

– Т… ты что делаешь? – Ваня собрался, лишь споткнувшись на первом звуке.

– Останавливаю ошибку, о которой вы через секунду пожалеете, – заговорил Коша отчетливо и сухо. Вот в этот момент ровный голос, к которому я, казалось бы, давно привыкла, вытрясал все нервы. – Иван Алексеевич, я застал конец их разговора – ушлепок пытался уговорить ее на побег, но Елизавета Андреевна сказала, что любит мужа и всерьез уходить не собиралась. Я вас знаю, как никто другой. Вы не простите себя за промах, если сейчас погорячитесь.

Иван сглотнул – это тоже вышло как в замедленной съемке.

– Услышал. Внял. Пушку опусти.

Коша тут же ослабил руку. Ребята почти синхронно выдохнули и тоже опустили стволы. Уверена, не только я за последние несколько секунд была близка к сердечному приступу.

– Значит, виноватый здесь один, – вспомнил Иван о Саше, который даже голову не поднимал.

Коша развернулся, снова вскинул руку, приставил дуло к затылку парня и мгновенно выстрелил. Тело дернулось и полетело вперед, а я начала оседать на пол. Но успела увидеть, как Иван со всего размаха бьет Кошу рукояткой пистолета, наотмашь по лицу, а тот даже не прикрывается.

– Еще раз поднимешь на меня ствол, щенок, и будешь на его месте! – Иван орал так, что стекла звенели. – Ебучье неблагодарное отродье! Ты другого способа остановить меня не придумал, урод?

Ему было плевать на мертвое тело, плевать на брызги крови и мозгов, полетевших в меня. Ему было даже плевать на то, что Коша пристрелил виновного без окончательного приказа. Он лупил его и захлебывался воплями. Но парни вокруг заметно расслаблялись – они испытывали облегчение, что опасность миновала, а этому на полу все равно было не выбраться. Так еще и легко отделался. Но не пришлось стрелять в Кошу, который им почти начальник, и он, к счастью, ничего такого не имел в виду, просто не сообразил, как остановить шефа иначе – некогда было соображать. Все, кому положено, живы и здоровы. Обычный вечерок. Должно быть, сегодня будний день. Теперь можно разойтись и выпить пива.

Больше сознанию не за что было держаться, я отключилась.

Поместили меня в отделение для буйнопомешанных. Дома я сутки билась в непрерывной истерике, кричала, что больше не хочу здесь оставаться – уйду хоть куда, хоть на улицу, хоть в окно, но меня даже из спальни не выпускали. А потом Иван вызвал санитаров, а мне напутствовал с нежной заботой в тоне:

– Ничего, ничего, Лизонька, это обычный стресс. Специалисты помогут.

В больнице я попыталась взять себя в руки и объяснить врачам, что здорова, что муж таким образом меня просто наказывает. Но меня, разумеется, никто слушать не собирался – им за это прилично заплатили. И опухшее от слез лицо давало им «доказательства», что я не в себе. Меня привязали ремнями к кровати и до обморока накачали транквилизаторами.

Меня не навещали. Я потеряла счет времени, но по прикидкам прошло не меньше недели до того дня, как я начала целенаправленно считать. Повезло, что медики не оказались настолько зверями, чтобы привязывать меня постоянно – я не демонстрировала никаких признаков буйства, со временем меня перевели с инъекций на таблетки. Заторможенность оставалась, мысли вообще будто по черепушке изнутри растекались, но так я хоть отчасти себя осознавала. Сидела у окна и пыталась думать.

Сашу убил Коша, но долго злиться на последнего я не могла. Кое-как складывала по кадрам все произошедшее и, кажется, до конца поняла, что произошло: он спас меня, подставился сам, но спас. Да и Сашу спас от еще худшей участи. Он выстрелил слишком быстро, как будто просто не дал возможности Ивану выкрикнуть приказ. Нет, на Кошу я не злилась. Мне вообще больше нечем было злиться – из меня сделали какую-то вялотекущую пластмассу.

Палата у меня была одиночная – наверняка Иван об этом договорился, но и медперсонал с меня глаз не сводил. Я притихла, старалась ни с кем не общаться в столовой, но внимательно слушала. Похоже, здесь лечили очень разных пациентов – и нередки были полностью невменяемые. Иван опасался за мою жизнь, потому договорился об «одиночке»? Скорее всего. И скорее всего он рано или поздно явится – удостовериться, сделала ли я нужные выводы. А иначе… что ж, он вполне может содержать меня в психушке годами.

Таблетки делали с моим разумом что-то невозможное. Я вроде бы понимала, что должна ненавидеть мужа, но сил для этого не оставалось. К врачу вызывали раз в день, он задавал одни и те же вопросы: «Не повторяются ли у меня галлюцинации?» и «Нет ли каких-то мыслей, которыми я хотела бы поделиться?». Про галлюцинации я только в первые дни отрицала, а потом смирилась и признавалась – мол, были, и нет, больше не повторяются. Все разговоры о выписке заканчивались добродушной и многозначительной улыбкой доктора. Да не выпустят меня отсюда, никогда не выпустят. Разве что на руки к Ивану.

Если бы я могла беспокоиться, то обязательно начала бы паниковать от того, что он не приходит. Дни начала считать в уме по рассветам и сделала вывод, что муж явно не спешит. Пыталась не глотать таблетки – не вышло, медсестра просила открыть рот и показывать. Шла после приема в туалет и засовывала два пальца в рот, вызывая рвотные позывы, но и это заметили. Похоже, я далеко не первая здесь такая, сообразительная. Зато меня снова начали привязывать на ночь ремнями – возможно, это способ наказания для «самых умных». Меня даже не выпускали на прогулки. Медсестра хлопала по плечу и обещала, что как только состояние улучшится, переведут в другое отделение – а там рай! Видимо, рай по сравнению с этим. Но как может улучшиться мое состояние, если оно и без того стабильно? Да, я сутки прорыдала, но на моих глазах убили дорогого человека! Вряд ли кто-то на моем месте выдержал бы. Более того, вряд ли я избежала бы этого «лечебного воспитания», если бы и не впала в истерику.

Примерно через месяц я начала сомневаться в своем здоровье. А вдруг все психи считают, что они здоровы? Может, смерть Саши лишила меня и без того небогатого умишка? И я этого перехода просто не заметила.

Со временем я начала мечтать увидеть в окне Ивана. Ведь он заботился обо мне, любил – именно так, как умеет. Я же ценила это четыре года, сама виновата, что ценить перестала. Полезла зачем-то в его дела, Саше не смогла объяснить – его убили из-за меня. А Ваня… Ваня такой, какой есть. Все-таки лучше вернуться к нему, чем навсегда остаться здесь. Я гнала от себя это слабоволие, но на самом деле никакой воли во мне не осталось – все вышибли, вытравили красивыми таблетками, ночными ремнями и глухим одиночеством. Два месяца или три. Или пролетело уже полгода, просто я шизофреничка, потому могу сильно ошибаться в подсчете рассветов.