Распутье - читать онлайн книгу. Автор: Тальяна Орлова, Егор Серебрянский cтр.№ 10

– В курсе, – признал он. – И очень по-разному в курсе. Похоже, только вам и не доложили, в какой стране вы живете – здесь президента посадить проще, чем такого человека, как Иван Алексеевич.

Он верил в то, что говорил. А значит, верила и я. Но отнюдь не утешало. Наверное, это несправедливо, когда настоящего преступника осудить не могут. Но какое счастье, что именно этого преступника не могут осудить.

В траве сидел кузнечик, в траве сидел кузнечик. Оказывается, это очень мудрая песня. За что, интересно, кузнечик-то сидел? Он был виновен, или у него не оказалось достаточных связей? Хотя подсказка про траву давала некоторые ответы.

– И все-таки дело дошло до обыска, – заметила я.

– Пропустили. Недоработка. Исправим, виновные будут наказаны.

Легко представилось, как именно будут наказаны виновные. В траве сидел, сидел, сидел… Я бросила взгляд на светлое окно – вечер только начинается. А соседи давно не слышали, как я репетирую. Значит, надо играть чуть громче.

– Мама в больнице умерла, – сказала зачем-то самой себе. – Думаю, если бы я нашла ее тело здесь, то не смогла бы тут жить.

– Смогли бы, – он ответил и на это, хотя я ни о чем не спрашивала. – Люди вообще способны выживать в таких условиях, которых себе не представляли. Вы других мелодий не знаете, Елизавета Андреевна?

Я на открытую просьбу «сменить пластинку» не отреагировала. Это фортепиано мама купила лет пятнадцать назад – она всегда думала, что я стану музыкантом и будто не замечала отсутствие яркого таланта, которое только в детстве перекрывается усердием. А я была очень усердной ученицей.

– Люди выживают в любых условиях, – повторила за ним. – Но некоторым это сложно, только бездушным живется легко. Видишь ее портрет на стене? И верно, не видишь, потому что его там нет. Я сняла фото после похорон и убрала на антресоли. Думаю, это означает, что я не хотела, чтобы она на меня смотрела. Тебе знакомо такое ощущение, Коша, когда скучаешь по человеку так сильно, что проще о нем вообще не думать, иначе сорвешься и начнешь переосмысливать: что и как ты делаешь?

– Не знакомо. Я вообще слышу какой-то набор бессвязных фраз. Но сочувствую вашей утрате, – сказал без грамма сочувствия.

Я усмехнулась. Зелененьким он был. Если бы кузнечик оказался синим, то это означало бы состояние алкогольного опьянения. Но зеленый показывает какую-то другую аллегорию, которую я смогу постичь после тысячного повторения мелодии.

– Почему со мной отправили тебя, Коша? Я предпочла бы сидеть здесь с человеком – любым. Например, чем вас мой телохранитель не устроил?

– Только тем, что у него нормированный рабочий день. А пока непонятно, сколько здесь торчать, такие дела за пять минут не делаются. Обыск, допрос. Возможно, Ивана Алексеевича дернут в участок для дачи показаний. Плюс надо после дом в порядок привести. Неподготовленным людям иногда сложно смотреть, как шинкуют их личные вещи. А вы в последнее время и так постоянно в слезах.

– Не постоянно, – поправила я равнодушно. – Я за последние четыре года плакала ровно два раза.

– Целых два раза, – была его очередь поправлять. – Ну вот, мы избежали третьего. Хотя здесь не стесняйтесь – о таком я докладывать не обязан.

– Обойдусь.

– Чудно.

– Тебя переименовали в Кощея за твой приятный характер, Кош?

– А здесь есть книги, Елизавета Андреевна? Кажется, нам пора углубиться в чтение, а не друг в друга.

Пусть ищет книги, мне плевать. У меня-то есть занятие. В траве сидел кузнечик, зелененьким он был. Представьте себе! Я уже почти представляла. По батарее застучали. Сосед снизу. Отвык, наверное, за столько-то лет. Ну так и он пусть представит себе – представит, что бывает такая жизнь, как у этого кузнечика: он вроде бы ничего плохого не сделал и все решения принимал обоснованно, его нельзя обвинить ни в расчетливости, ни в цинизме, ни в злом умысле. Зеленый – значит, молодой, глупый. Смысл аллегории дошел быстрее, чем я ожидала. Так где дефект – в каком-то решении или в самом кузнечике? И как найти этот дефект, выжечь его из себя, чтобы дальше существовать?

Коша подошел бесшумно, я лишь руку его увидела и успела убрать свою за секунду до того, как он захлопнул крышку фортепиано.

– Елизавета Андреевна, – говорил притом бесконечно умиротворенно, – я не очень умею утешать женщин, но давайте вы свой психоз будете выплескивать более тихим способом. Зачем нам лишнее внимание ваших бывших соседей?

Я посмотрела на него снизу, Коша взгляда не отвел.

– А ведь у тебя и женщины нет, – констатировала я задумчиво. – Откуда ей взяться, если твоя работа – круглосуточно быть чьими-то руками? Ты служишь ему всегда. Но неужели в собачьей психологии нет потребности в чем-то своем?

Коша смотрел на меня долго – вроде бы без злости и задумчивости. Просто смотрел, но я ждала хоть какого-то ответа. Однако последовала улыбка – не улыбка даже, а медленное вытягивание одного уголка губ в сторону.

– Не пора ли нам пожрать, Елизавета Андреевна? Вы как насчет пиццы?

Выдохнула протяжно.

– Пожрать так пожрать. Заказывай.

Время тянулось медленно, а нам так и не звонили. С Кошей разговаривать очень сложно. Я не считала его идиотом – Ваня никогда бы так не возвысил идиота. Коша, должно быть, очень умен и хитер. Это я здесь круглая дура, хотя всерьез себя глупой никогда не считала. В чем же мой дефект? А может, в этом и есть смысл – служить кому-то? Как Коша. Как Саша. Нашли себе ориентир и подходящие поводки, пробелов в мотивах не осталось. Да и я недавно чувствовала себя намного спокойнее, когда просто ориентировалась на Ваню и не думала об остальном.

Поели, врубили телевизор. Канал никто не переключал, нам обоим было все равно, а ведущий создавал ощущение, что в мире есть кто-то, способный говорить.

В двенадцатом часу я безудержно зевала и уже потеряла надежду сегодня вернуться домой.

– Ложитесь спать, – хрипловато после долгого молчания предложил Коша.

Подумала и согласилась – а чего еще ждать? Все новости откладываются до утра в лучшем случае.

– Тогда надо разложить диван, – я встала. – Внутри есть одеяла и подушки. Но постельного белья нет. Переживешь после нашего-то комфорта?

– Я такой же вопрос мог адресовать вам. Отойдите, Елизавета Андреевна.

Он разложил диван и осмотрелся. Я заняла одну половину, накрывшись одеялом, от которого пахло то ли сыростью, то ли пылью. В квартире была еще моя кровать, заваленная старыми вещами. Я предложила без задней мысли:

– Укладывайся где-нибудь.

Он ответил, осматривая пыльный пол:

– Кажется, я научился спать даже стоя.

– Спи стоя, – разрешила я. – Только не на полу. Если ты простудишься, то не уверена, что Иван не разозлится на меня. Я вообще не уверена, что я ему ближе тебя.