Бес в ребро - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Шаргородский cтр.№ 69

— Гена, он провалился в магическую шизу, я же тебе рассказывал, — скрипнув зубами, ответил Корней, при этом не отрывая взгляда от меня, но оружие все же опустил.

— Мне плевать, — отчеканил Баламут. — На выход. Я сам все решу.

Ситуация застыла на тонкой грани, и мне было очевидно, что вмешиваться не стоит. Непонятно, как отреагирует мозг повольника на внешнее вмешательство. Через пару секунд он дернул подбородком и покинул кухню, пятясь и не выпуская меня из поля зрения, но и не поднимая оружия.

Как только дверь закрылась, Гена резко развернулся ко мне:

— Что происходит? — От него несло напряжением и беспокойством на грани страха, а тон был непозволительно требовательным.

— Ничего, — спокойно ответил я. — И не произойдет, если ты сменишь тон.

Да, в прошлом с этим человеком нас многое связывало, но позволять недару обращаться ко мне как к ровне — недопустимо, и дело не в субординации, а в эффективности наших дальнейших отношений. Он должен привыкнуть к тому, что приказы нужно выполнять немедленно, не переспрашивая и не сомневаясь в решениях того, кто умнее и могущественнее.

— Тон? — Теперь он разозлился.

А мне нужен был страх, и я знал, как его получить. Наведенные эмоции значительно слабее натуральных, усиленных внешним ментальным натиском. Но это не проблема — сейчас должен сработать предупреждающий сигнал его защитного амулета. А как данный человек боится того, что я залезу к нему в голову, мне уже известно. Главное, не дать ему возможности усилить амулет второй частью.

Вот он, обжигающе яркий, естественный страх; теперь только раздуть этот огонь и…

Внезапно темная эмоция, которую уже зацепили крючки моей воли, вдруг исчезла, оставив после себя обезоруживающую пустоту.

Гена грустно улыбнулся и передвинул автомат за спину. Затем спокойно снял с шеи защитный амулет и прямо посмотрел мне в глаза.

Страха в нем не было. Ни грана. Он готов был даже умереть ради безнадежной попытки вернуть того трусливого нытика, которым я был прежде. Но почему? Это же не поддается логике и кажется верхом глупости. Что может заставить человека вести себя столь неразумно и даже самоубийственно?

Я еще не совсем привык к возможностям своей новой памяти. Осознал лишь то, что, едва в голове возникает интерес к чему-то, память разворачивает весь спектр информации по данному вопросу. Воспоминаний, связанных с данным объектом, у меня было не просто много, а целая бездна, в нее я и ухнул, как в глубочайший колодец.

Всегда думал, что при нашем знакомстве карапуз, которого Баламутом еще никто не называл, но уже считали хулиганом и бузотером, сразу взял меня под свою опеку. Оказывается, все было не совсем так. В тот день после обеденного сна я первый попал в игровую комнату и схватил понравившуюся мне игрушку. Но сразу же отправить деревянный паровозик в уже придуманное мной путешествие не удалось. Круглый, как бильярдный шар, такой же лысый и угрожающе хмурый пацан вырвал игрушку из моих рук. Было обидно, особенно потому что детско-звериные инстинкты подсказывали — справиться с этим бутузом мне не дано даже в мечтах.

Но тут вмешалась вездесущая нянечка. Паровозик вернулся в мои руки, а Гена получил увесистый шлепок по мягкому месту — в советские времена подобные вольности в отношении чужих детей еще позволялись.

Вроде справедливость восторжествовала, но еще больше надувшийся пацан отошел в сторону и уселся на стульчик. Нет, он не заплакал, но на его лице и во взгляде читалась такая обида на вселенскую несправедливость, что я понял — игрушка была его любимой. Может быть, он весь тихий час мечтал вернуться к ней, а тут все планы порушил какой-то бледный хлюпик.

Что же касается меня, то я всегда был увлекающейся натурой — интерес к вещам и событиям быстро вспыхивал, но и пропадал так же стремительно.

Маленький, совсем еще примитивный мозг как-то смог провести двухшаговый анализ и сделать вывод — то, что произошло, в корне неправильно. Я подошел к надутому как сыч карапузу и протянул ему паровозик. Так и началась наша дружба.

Это воспоминание не вызвало во мне никаких эмоций, но какая-то искорка все же зацепилась за ледяную пустоту равнодушия. А затем меня поволокло обратно из глубин памяти по множеству событий, связанных с этим человеком. И каждая вспышка отдавала еще одну искорку эмоционального понимания.

Вот я испуганно выглядываю из-за плеча второклассника, который неуклюже машет руками, отгоняя от нас пацанов постарше. Вот мы уже вдвоем работаем кулаками — я бестолково, а больше года прозанимавшийся в боксерской секции шестиклассник, кажется, успел выбить зуб одному из пятерки нападавших. В следующем видении меня раздирает обида и ревность, когда лучший друг обнимает мою первую любовь. И даже тот факт, что я ничего не говорил ему о своей тайной влюбленности, не делает обиду меньшей.

А вот и недоброй памяти перекат горной реки, на котором я отбил свой любимый копчик, потому что послушался этого упрямого барана, а не собственных плохих предчувствий. После опасного, едва не угробившего нас сплава Гена устроил на привале тройничок с близняшками из моего института. Мне тоже тогда перепало на сладенькое, но нывший копчик портил все впечатление.

Воспоминания слились в сплошной поток, а когда я вынырнул в реальность, то осознал, что мое просветление оказалось лишь тонким налетом, можно сказать, наледью, которая уже растрескалась под напором глубинных эмоций, раскаленных воспоминаниями.

В душе царил сумбур, и я вдруг ощутил, что по щекам побежали слезы, размывая засохшую кровь Коломбины.

— Все хорошо, — обеспокоенно заговорил мой старый друг и попытался меня обнять. — Все будет хорошо.

— Да иди ты со своими обнимашками! — оттолкнул я его. — Фиг тебе, а не мои рыдания в твою жилетку. Пусть ее пачкает соплями Грета. Поверь, стирать придется часто. Именно поэтому я и не женюсь никогда.

И только в этот момент Баламут окончательно поверил в то, что все вернулось на круги своя. От него пахнуло облегчением и радостью, как жаром из печи.

— Ну ты и напугал меня, скотина! — довольно чувствительно ткнул он меня в плечо.

— Можно подумать! — фыркнул я. — Маньяки его не пугали, а я, понимаешь, заставил портки намочить.

— Портки-то сухие, — совершенно серьезно заявил Баламут. — Что же касаемо маньяков, видел бы ты свою рожу — вся в крови, глаза пустые, а эта улыбочка… жуть такая, что мурашки по спине. Лучше умойся прямо здесь, а то повольник серьезно струхнул. Сам должен понимать, какой у этой братии выбор между «бей» или «беги». Как бы не пальнул сгоряча.

Совет был дельным, так что я умылся прямо над раковиной для мойки посуды. Заодно и голову сунул под холодную струю, чтобы хоть как-то остудить накал сумбурных мыслей.

Ладно, не будем тянуть кота за чувствительное место. Пора идти сдаваться.

В столовую Баламут входил так же, как до этого на кухню, — настороженно, но не показывая открытой агрессии. Только теперь он был на моей стороне. Впрочем, эту сторону мой друг никогда не покидал.