От изнеможения я чувствовал себя заторможенным и поэтому даже не удивился тому, что Мелконог обернулся и впервые за последние часы сказал что-то, не имеющее отношения к приказу останавливаться на отдых или, наоборот, подниматься.
— Впереди еда и люди. Хорошая еда, если все пройдет как надо, не придется корешками давиться. Не вздумайте заснуть, дело делать будем.
Когда слова наконец дошли до сознания, я встрепенулся:
— Люди?! Еда?! Что надо делать?!
Мелконог зачем-то посмотрел в небеса, потом провел по лбу ладонью, размазывая пот, и устало пояснил:
— Надо делать то же самое, что и раньше делали. Просто идите за мной. Только тихо идите. Без шума. Я не знаю, сколько их, но знаю, кто они. И без понятия, как разговор пойдет. Мы в Чащобе, а тут с разговорами всегда непонятно. Человек человеку крысоволк, даже самый слабый может цапнуть, если испугается или в голове что-то не так повернется. Так что ты, красивый, держись за свой арбалет. А ты, мутный пацан, не забывай про ножи. Если что, стреляйте и кидайте во все, что шевелится. Но смотрите в меня не попадите, я вам все уши за такое оторву.
Про уши он зря. И так настроение ни к черту, а тут еще сразу вспомнилась самая неприятная часть допроса Тимра.
Лучше бы сказал что-нибудь другое. Например, что это за люди. Знает ведь, но не удосужился поделиться этим знанием.
Странный лесовик. То разговорчивый не в меру, то слова из него не вытащишь.
ГЛАВА 19
ЕДА И ЛЮДИ
Без изменений
Людей оказалось трое. Мужчина средних лет и двое помоложе, лет двадцати пяти с небольшим. Хотя с возрастом могу не угадать, потому как все трое были грязны до неприличия, а прически и бороды нечесаные, чуть ли не полностью скрывающие лица. Да и вымотаны не меньше нас (а то и больше). Все это накладывало негативный отпечаток на внешность, прибавляя годы.
Еще издали, наблюдая за троицей сквозь переплетение ветвей, я понял, что это невольники с шахты. Очень уж характерные одеяния: невообразимое переплетение обрывков ткани, оставшихся от многочисленных курток, штанов и рубах. Словно это тряпье уже двадцатое поколение донашивает.
Причем предыдущие поколения его не берегли.
Ну и главная деталь никуда не делась. Та самая, из-за которой бедолаги не могли нормально передвигаться.
Предостережения Мелконога были потрачены впустую. Мы могли подходить не скрываясь, вряд ли бы нас заметили или услышали. Все трое чрезвычайно увлеклись шумной работой, они пытались при помощи камней избавиться от металлических ядер на ногах. Понятно, что такие «украшения» не очень-то способствуют быстрой ходьбе, но вот терять при этом бдительность и к тому же грохотать на всю округу — не самое мудрое поведение.
Но Мелконог не торопился показываться или, наоборот, убраться назад, оставив этих людей в неведении о том, что мы здесь вообще были. Он крутился несколько минут, что-то высматривая, недоверчиво косясь, трогая землю и даже нюхая мох на деревьях.
А затем наконец выпрямился во весь рост и направился к троице, шумно раздвигая кусты и с треском ломая подворачивающиеся под ноги ветви. Ну а нам не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним, держась за оружие.
Может, невольники и были излишне увлечены своими цепями, но совсем уж слепыми и глухими их не назовешь. Подскочили, подхватили сучковатые палки, приняли стойки, которые им казались угрожающими, а нам смешными.
Мелконога эта унылая пародия на воинский строй впечатлила не больше, чем нас. Приблизившись, с наслаждением присел на поваленную сосну и неприязненно произнес:
— Почему вас, ушлепков, до сих пор не сожрали? Вы воняете так, что вас крысоволки на Красноводке должны чуять.
— Ты… Ты же из клетки, ты тот мужик из клетки, — перепуганным голосом заявил старший. — Я тебя помню.
— А я вот тебя нет. Вы, неудачники, для меня все на одно лицо. И воняет от вас одинаково. Меня звать Гурро-лесовик, и меня здесь каждая ворона знает. На моем топоре стоит клеймо гильдии, это означает, что я приношу в Чащобу закон. А вы для меня сейчас его нарушители, потому что работали в нелегальной шахте. Да, я не совсем тупой, я понимаю, что вас не очень-то спрашивали, но все равно смотрю на вас и хочется больно стукнуть. Кто такие? Отвечать быстро и честно, у меня настроение плохое, не надо меня злить.
Все трое переглянулись, и в их взглядах читалось неистовое нежелание раздувать мало-мальский конфликт. И я их понимал, потому как на их месте тоже не стал бы связываться с таким типом, как Мелконог. Даже если они не знают, кто он, одно то, что его держали в крепкой клетке, но так и не удержали, уже о многом говорит.
Старший наконец неуверенно заявил:
— Я Шувак, а это Дигорус и Фенс. Мы смогли сбежать ночью.
— Не смогли сбежать, а это я вас, телят ласковых, выпустил из загона, — поправил Мелконог. — Почему только трое? Где остальные?
— Мы… Мы не знаем. На нас напали. Ночью. Светящиеся смехуны.
— Тут такое бывает, — равнодушно констатировал Мелконог. — И что, всех высосали?
— Высосали? — не понял Шувак.
— Ты что, тупой? Все померли, кроме вас, или кто-то еще выбрался?
— Мы не знаем, господин. Мы бежали, а на нас нападали снова и снова. Люди терялись. Убегали в темноту, отставали. А кто-то… Кого-то… Эти твари… они…
— Я тебя понял, — перебил Шувака Мелконог. — Значит, утром оказалось, что рядом с вами больше никого нет. Только вы трое. Так?
— Все так и было, господин. И мы боялись вернуться. У нас нет оружия, мы ничего не можем сделать тем тварям. И мы пошли в сторону Черноводки.
— В сторону Черноводки? — хмыкнул Мелконог. — Да вы, болваны, пошли на юго-запад, а не на юг. Но так даже лучше, потому что на юге от шахты жизни нет, там бы вас уже до последней косточки обглодали. Я только одного не пойму, почему вы прошли так мало? Мы половину дня потеряли на неверную дорогу, а потом пришлось возвращаться. И все равно вас догнали. Вы шли или ползали?
— Шли. Все время шли, — затараторил Шувак. — Но мы не можем идти быстро, это вот мешает.
Невольник указал на ногу с металлическим браслетом.
— Допустим, я вам помогу с этим справиться, — лениво протянул Мелконог. — И что получу взамен?
— Нам нечем вам заплатить, господин. У нас ничего нет, кроме надетого на нас тряпья.
— Кто-нибудь из вас умеет писать и рисовать? Сможет нарисовать план шахты?
Фенс чуть подался вперед и неуверенно ответил:
— Читать учился и пишу немного. Нарисовать могу только ту часть шахты, где бывал. Она большая, а меня не везде ставили.
— А помнишь, что и где добывали? И сколько? — деловито уточнил Мелконог.
Фенс закивал: