Ну да, не дело это — аристократу в сырой шахте кайлом махать. По мнению матери, именно для подобной работы ПОРЯДОК и создал простолюдинов. Вот они пусть и корячатся, сами разбираясь, что там и как. Благородное сословие в лучшем случае может что-то высказать только по ограненным самоцветам, магическим камням да декоративной облицовке дворцов.
Драгоценные кристаллы и магическое сырье нередко уживаются в одном кристалле. И стоят такие образчики столько, что мать, рассказывая о них, ограничивалась словами, ничего не показывая.
Таких камней у вымирающего клана не осталось.
— Бяка, это что-то дорогое?
При моих словах ладонь упыря сжалась со скоростью захлопывающейся мышеловки, а изо рта вырвалось стандартно-поднадоевшее:
— Оно мое!
— Вообще-то я не это спрашивал.
— Извини. — Упырь с откровенной неохотой разжал ладонь, протягивая руку мне. — Вот это точно дорогое. Очень дорогое. Богатство.
Мне не оставалось ничего другого, как внимательно приглядеться, привлекая к процессу ПОРЯДОК.
Алый гранат. Потенциальное вместилище силы небольшого уровня. Не определен.
— Ты знаешь, что это за камень? — спросил я.
— Рубин, — ответил Бяка, не отрывая от находки жадного взгляда.
Я покачал головой:
— Ничего подобного, это какой-то алый гранат. Приглядись, ПОРЯДОК должен показать подробности. Я их вижу, и ты увидишь.
Упырь покачал головой:
— Извини, Гед, я плохо читаю. Ты хорошо учишь, это я плохо учусь. ПОРЯДОК мне иногда шепчет важное. Но только иногда. Обычно картинками показывает, а они не всегда понятные. Надо слова добавлять, но прочитать его слова не получается. Не научился.
— Ничего, еще научишься.
— Ну да. Научусь. Точно научусь. Ты ведь хорошо учишь. Гед, алый гранат тоже дорого стоит. Наверное.
— Наверное? А ты что, точно не знаешь?
— Я не знаю точно. Их в нашей шахте не добывают. Лишь в реке иногда находят. Я такое слышал. Но в реке мало их. В шахте рубины когда-то добывали. Они тоже красные и дорогие очень. Вот я и подумал, что это рубин.
— А почему сейчас не добывают?
— Не знаю почему. Я тогда малой был, плохо помню, как все было, а подробности потом не слышал. То есть слышал, но врали люди много, не понял, где там правда. В шахте что-то случилось и больше рубины не добывают. Раньше там было больше всяких хороших камней. Больше, чем в реке. Теперь нет. Этот камень точно хороший.
— Ты ведь не разбираешься, — усомнился я в экспертной оценке Бяки.
— Да, не разбираюсь. Но ты посмотри, какой он большой и какой красивый. Ну ладно, не очень большой. Но и не совсем маленький. Нормальный. И посмотри, как он светится изнутри. Он даже сквозь грязь блеснул. Он будто захотел, чтобы его заметили. Очень хотел моим стать, да. Он точно волшебный.
— Или готов сиять как солнце, лишь бы его забрали из этого загаженного хлева, — поморщился я. — Что это ты делаешь?
Бяка, продолжая демонстрировать камень в одной руке, другой начал суетливо шарить в грязной трещине, тянувшейся на уровне пола пещеры.
Это занятие увлекло его настолько, что ответил не сразу.
— Посмотри, Гед, тут видно, что вода была. Наверное, в сильные дожди она заливает логово и вот отсюда вытекает куда-то. Я заглянул в трещину и нашел сокровище. Надо еще поискать, может, вода и другое дорогое сюда сносила.
С этим предположением Бяка не ошибся. Одна за другой появлялись разнообразные находки: куски костей, зубы и когти, металлические пластинки, некогда укреплявшие чей-то кожаный доспех, ложка из тяжелой черной древесины, обломок стрелы, несколько алых гранатов разных размеров, кремень для огнива, подошва от ботинка.
И странного вида сумка. Скорее даже сумочка. На Земле такую можно было бы назвать женской, но это верно только для размера. Очень уж вид у нее брутальный, грубый. Ни малейшего намека на красоту, создателей не интересовало ничего, кроме функциональности. Слабый пол, как правило, старается подбирать вещи поэлегантнее. Почти такую же вещь я видел у Кучо — казначея фактории.
Сумка походила на огромный кошелек или, скорее, на книгу в металлическом переплете, застегнутую на простой и надежный запор. Но, чтобы разглядеть эти подробности, пришлось выбраться наверх и отмыть находку в ближайшем болотце.
При вдумчивом рассмотрении переплет оказался металлическим лишь частично. Всего лишь толстая тугая кожа, частично покрытая жестью из красноватой бронзы или похожего металла. Из него же был изготовлен запор, оказавшийся не столь примитивным, как казалось ранее. Он не просто не позволял раскрыть сумку, он выступал своего рода аналогом застежки-молнии, предохраняющей содержимое от пыли, грязи и прочих негативных факторов.
Несмотря на то что сумка не раз и не два побывала в потоке воды, уходившей из пещеры после ливней и таяния снегов, и пролежала в трещине явно не один месяц, замок открылся безукоризненно.
Пока я чистил и открывал сумку, Бяка разве что на голове не приплясывал. Он не сомневался, что, если в трещине алые гранаты жменями валяются, внутри сумки окажется что-то куда более ценное. Рубины, изумруды, алмазы и прочие дорогущие местные камни, которым я кое-как подбирал земные названия.
Пустая прихоть для человека, давно научившегося мыслить на чужом языке. Но почему-то не смог полностью от нее отказаться.
Наверное, потому, что родные слова — последняя нить, связывающая меня с домом.
Первым моим домом. И единственным. Здесь я им пока что-то не обзавелся. Усадьба для меня была если не тюрьмой, то мрачной лечебницей для безнадежного больного. А фактория не более чем первое попавшееся убежище.
Запор и вправду эффективный, грязью содержимое не запачкало. Камней в плоской сумке не оказалось: ни драгоценных, ни обычных. В ней лежало всего четыре предмета: шелковый мешочек с какими-то черными, остро пахнущими крупицами; сложенный квадратный лист тонкого пергамента, запечатанный бумажный свиток и кожаный чехол с нехитрыми принадлежностями для письма.
— Это что за гадость? — спросил я, протягивая Бяке мешочек.
Упырь понюхал и скривился:
— Не знаю. Раз это держат в мешочке из шелка, оно должно быть дорогим. Но запах плохой. Не пахнет дорогим. Плохая сумка, нет ничего дорогого.
Я показал бумажный свиток и пергамент:
— А это, по-твоему, что?
— Это тоже недорогое.
— Эх, Бяка-Бяка, тебе действительно надо много учиться. Очень может быть, что это важная информация, а информация может оказаться дороже любых денег.
— Так мы богаты?! — встрепенулся упырь.
— Еще не знаю.
— А когда узнаешь? — крайне заинтересованным тоном уточнил Бяка.