– Всенепременно, – равнодушно сказал он и одарил Гену уничтожающим взглядом.
Шипов зашагал к воде. Мотор взревел, и катер унесся прочь.
– Прикольный, да, пап? – восхищенно следя за ним, вырвалось у Гены. – Нам бы такой.
– Прикольный? – переспросил отец и обменялся взглядами с Вованом. – Ну-ка, иди сюда, сынок.
Гена робко подошел к отцу. Тот схватил его за подбородок.
– Ну-ка, засранец, выкладывай. Только не ври.
– Чего?
– Чего, чего! Через плечо! – сердито сказал отец и зажег очередную сигарету. – Ты только что соврал этому милиционеру, я это видел. Что ты видел в лесу?
– Ничего такого, что могло бы его заинтересовать, – с достоинством повторил Гена слова отца. Вован прыснул от смеха.
– Ладно, паршивец. Иди прочь с глаз моих, – с притворной строгостью сказал батяня, потянувшись за бутылкой.
Гена быстро умылся и вернулся в палатку.
Смеркалось. Как-то незаметно закатилось солнце, словно налитые кровью облака быстро темнели, на небе крохотными искорками вспыхивали первые звезды. Вован подкинул в костер несколько больших бревен, распалив его настолько, что жар чувствовался даже в палатке.
– Такие пироги, Вован, – продолжал отец начатый разговор. – Да, что там лукавить, я люблю вас одинаково, хотя за Геной нужен глаз да глаз.
– Можно подумать, ты себя сильно утруждаешь нашим воспитанием, – съязвил Вован.
Отец не обиделся. Гена видел, как его тень странно изогнулась в пляшущих бликах костра, когда отец, запрокинув голову, стал пить вино.
– Да, ты прав. Я не уделяю вам столько внимания, как должен. Генка большой засранец, но из него выйдет толк. Несмотря на то что в таком возрасте он уже врет менту.
– Почему ты считаешь, что он соврал?
Отец усмехнулся.
– Потому что это мой сын, – раздельно сказал он и снова запрокинул бутылку. Бульк-бульк-бульк. – И я знаю своего сына.
Гена съежился. Значит, отец все-таки уверен, что он кого-то видел в лесу.
Наступило молчание, которое прервал отец:
– Я знаю, ты хочешь спросить меня, Вован. Какого черта я не надрал Генке уши, так?
– Наверно, у тебя были причины, – заметил юноша.
– Попал в дудочку, – хмыкнул отец. – И я хочу, чтобы ты тоже знал это. Генка спит?
– Не знаю.
– Ну так узнай, елы-палы! Подними свою задницу и проверь! – вдруг рявкнул батяня, и Гена вздрогнул. В голосе его было что-то такое, что заставило Вована быстро встать. Гена зажмурил глаза и притворился спящим.
Вован просунул в палатку лохматую голову:
– Гена!
Мальчик засопел и повернулся на другой бок.
– Спит, – сказал Вован, возвратившись к костру.
Отец не сразу заговорил. Некоторое время его тень была абсолютно неподвижна, и Вован нетерпеливо намекнул:
– Так что ты хотел рассказать?
Тень дрогнула.
– Ты помнишь Никиту Власова?
– Еще бы. Один из твоих любимых собутыльников. Точнее, бывших, – поправился Вован.
– Да, мы любили с ним посидеть на кухне, особенно во время хоккея. – Батяня не обратил внимания на ехидный тон сына. – Помнишь, что с ним произошло?
Тень Вована слегка качнулась, что, вероятно, означало, что он помнит.
– Да, ты помнишь. Потому что после этого я два дня провел в ментовке. Его задрали в лесу волки, вот что ты знаешь. А на самом деле все было иначе. – Отец выпустил дым изо рта. – Может, после того, что я тебе расскажу, ты меня будешь ненавидеть, но я надеюсь, ты все же поймешь. Этот Никита каким-то образом произвел впечатление на твою мать, Вован. На мою жену, которую я люблю до сих пор, хотя она уже два года в могиле.
– Короче. – Голос юноши стал напряженным.
Батяня забросил окурок в кусты.
– Можно и короче. Ты меня знаешь. Если бы все ограничилось сопливыми поцелуйчиками и свиданиями под луной, Никита до сих пор был бы жив. Но у меня были доказательства, что они… Ну в общем, – слова давались отцу тяжело, словно он выплевывал комья стекловаты, – они несколько раз… были вместе. Спали, короче.
Вован молчал, и батяня продолжил:
– В 1992 году мы поехали с Никитой на охоту. В этот раз он долго отказывался, может, что-то заподозрил, не знаю. Но все же мне удалось его убедить. Хотел ли я убить его? Не знаю, вряд ли, ведь тогда я все еще считал его своим лучшим другом. Во всяком случае, разговор так или иначе на эту тему должен был состояться. Но все получилось совсем по-другому.
Он снова запрокинул бутылку. Бульк-бульк. Гене было видно, как эстафету у отца принял Вован. Бульк-бульк.
– Он понял это на следующий день. Я выхожу из хижины, он вслед за мной. В руках у него ружье. Идет за мной. Я снимаю свое ружье с плеча и поворачиваюсь к нему лицом.
«Кажется, Никита, нам нужно кое-что обсудить», – говорю я. Я видел, как тряслись его руки, когда он заряжал ружье, даже выронил патрон.
«На хрен, – говорит он. – Я знаю, что ты думаешь».
«И что же?» – Мне было интересно, что этот сукин сын скажет. Вован, черт меня дери, ты не поверишь! Этот мудак смотрит на меня, и выдает:
«Борис, ты САМ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ».
Чтоб я сдох! Он спит с моей женой, а потом заявляет, что это я во всем виноват!
«Я так не думаю, – говорю я спокойно, хотя внутри у меня все кипело. – И кстати, не кажется ли тебе, что мои отношения с женой не твоего ума дело?»
Он затрясся еще больше, как паралитик, и вдруг вскидывает ружье.
«Ну все, Боря, – говорит он. – С меня довольно!»
Я тоже направляю на него свое ружье и говорю:
«Оно того стоило, Никита?»
Глаза его выпучиваются, и он начинает пятиться.
«Ну же, Никита, давай, – говорю я, приближаясь к нему. – Кто кого?»
Он верещит:
«Стой, Боря! Сделаешь еще один шаг – и я стреляю!»
«Стреляй, – ласково так я ему говорю. – Лучше бы ты сразу убил меня. По крайней мере, это было бы по-мужски».
Он делает еще шаг назад, спотыкается и падает на землю, роняя ружье.
«О-о-о-о, Боря, черт возьми!» – заорал он.
– И что это было? – глухо спросил Вован.
– Медвежий капкан. Он защелкнулся на его запястье и почти полностью перебил кость, – сказал отец. – Капкан был на цепи, которая намертво прибита скобой к сосне.
– А дальше?
– Он орал как резаный, словно ему тупым ножом отпиливают яйца. «Перестань ныть, Никита, – сказал я ему. – Будь хотя бы сейчас мужчиной». Но он только визжал и брызгал кровью, как водой из поливочного шланга. «Боря, она сама затащила меня к себе! – вопил он, и мне стало противно. – Сними с меня эту штуку, умоляю!» Признаюсь, у меня была мысль разнести ему картечью башку, но капкан изменил мои планы. Я указал на нож, висевший у него на поясе: