Второе: он может остаться здесь, пока кто-нибудь не подберет его. Шансов мало, но дорога, пускай и такая разбитая, здесь все же есть, а по ней кто-то да ездит.
После недолгой внутренней борьбы с самим собой Денис принял соломоново решение – он решил заняться своими ранами, а там видно будет. Может, он спрячет деньги где-нибудь в лесу, после чего попытается выбраться на дорогу…
С большим трудом ему удалось достать здоровой рукой из правого кармана брюк зажигалку. Щелкнув колесиком, он с опаской поднес дрожащий огонек пламени к заскорузлой от крови и грязи штанине. Вся лодыжка потемнела от крови, носок, липко облегающий ступню, вызывал чувство гадливости. На ране образовалась толстая корка засохшей крови, но кровотечение остановилось, и это немного успокоило мужчину. Охая и кряхтя, он начал снимать с себя рубашку. Малейшее прикосновение к сломанной руке вызывало нечеловеческую боль, и Денис, провозившись несколько минут, попросту обрезал рукав, после чего принялся за майку. Спустя некоторое время ему кое-как удалось перебинтовать ногу нарезанными из майки лентами. Не мешало бы, конечно, обмыть перед перевязкой рану, но воды поблизости не было.
Пить уже хотелось, но не настолько, чтобы думать об этом постоянно, однако он чувствовал, что настоящая жажда уже не за горами.
Покончив с ногой, Денис некоторое время осторожно ощупывал руку, стараясь окончательно убедиться, что это не вывих и она действительно сломана. Боль была ужасной, он скрипел зубами, и холодный пот бежал по его лицу. Да, это перелом.
На ощупь он разыскал подходящую палку и остатками майки привязал ее к поврежденной конечности. Затянув узелки зубами, он с шумом выдохнул и скептически оглядел свою работу. Палка болталась, повязка сикось-накось… Дерьмо собачье.
Превозмогая боль, он натянул на себя изрезанный пиджак. Итак, вперед, рахиты, на Стамбул! Вот только нужно найти еще одну палку для опоры – своей ноге он не доверял. Денис достал пистолет и проверил патроны.
Где-то вдалеке тоскливо закричала выпь.
Через двадцать минут ссутулившаяся фигура, опираясь всем телом на суковатую ветку, ковыляла прочь от «БМВ». «Дипломат» с шестьюстами тридцатью тысячами долларов остался лежать в багажнике автомобиля.
19
Грузный мужчина с густой черной бородой нетвердой походкой направился к костру и плеснул водой из котелка на тлеющие угли. Головешки недовольно зашипели, в небо взметнулся клуб дыма. Он выключил игравший радиоприемник, после чего, бормоча что-то себе под нос, вполз в крохотную палатку.
– Э, аккуратней! – раздался недовольный юношеский голос.
Бородатый мужчина с кряхтением втиснул свое огромное тело в спальный мешок.
– Что, Вован, я отдавил тебе яйца?
Он втащил в палатку ружье.
– Гена! – позвал бородач.
– Чего еще? – сонным голосом спросил мальчик. Он повернул голову и, прищурившись, посмотрел на пьяного отца. Тому наконец удалось застегнуть «молнию» на мешке, и он удовлетворенно хмыкнул:
– Чего-чего… Много вопросов задаешь. Ты должен сказать: «Да, папуля, я слушаю тебя, ты у меня самый лучший…» А то единственное, что от тебя дождешься, это: «Слышь, батяня, это самое, мне нужно типа того, тридцать рублей и все такое, на кино и мороженое, чтоб я усрался, и все дела…»
– Чего ты хотел? – раздраженно спросил Гена.
– Кто это был с тобой там, на берегу?
Мальчик замешкался, но через секунду ответил:
– Никого. Я был один, ты что, ослеп?
– А мне показалось, что кто-то шагнул в кусты.
Гену накрыла волна перегара.
– Смотри, засранец, если я узнаю, что ты делал что-то непозволительное… – с угрозой произнес отец.
– Тебе показалось, я был один.
Отец запыхтел, устраиваясь поудобнее. Вероятно, он задел старшего сына, потому что тот сразу дал о себе знать:
– Завалишь палатку – будешь спать в своей лодке.
– Заткнись. Что у меня за дети, черт побери! В старости рюмку не поднесут!.. – проговорил мужчина.
– Тебе в старости рюмка не понадобится. Если будешь так бухать, то вообще вряд ли доживешь до старости, – сказал Вован. Тут же послышался глухой шлепок и его изумленный вопль.
– Ничего, тебе полезно, – неожиданно мягким голосом произнес отец. Вован обиженно замолчал. Мужчина повернулся на другой бок и вдруг сказал: – Завтра с утра снимаемся.
– Почему так рано? – удивился Гена. – Ты же сам хотел здесь порыбачить?
– Потому что пять минут назад по радио передали, что в окрестностях бродят два психа. Они перерезали кучу людей в каком-то здешнем кафе, а потом убили мента. Они могут быть где-то рядом. Мне плевать на этих сумасшедших, пусть их будет хоть дюжина, если бы я был один. Но здесь со мной два сына, хоть они и полные засранцы. Мне не плевать на тебя, поэтому я и спрашиваю, видел ли ты кого-нибудь у реки.
Мальчик почувствовал, как по спине побежал холодок. Перед глазами возник образ встретившегося на берегу подозрительного парня с не менее подозрительным именем Феликс. Особенно ярким в этом образе сознание выделило мелькнувшую в лунном свете рукоятку пистолета. Гена сразу понял, что это настоящий «ствол», такие бывают у крутых парней в боевиках, которые он обожал смотреть вечерами.
– Я никого не видел, папа, – вдруг произнес он непринужденно.
– Ладно. Пусть только сунутся, я пропишу им свинцовых пилюль. А теперь спать, – приказал отец и через пару минут уже громко храпел.
Вскоре засопел и Вован. Гена лежал с открытыми глазами, словно пытаясь что-то разглядеть в угольной черноте.
(…устроили резню в здешнем кафе…)
Мальчик нащупал в кармане небольшой перочинный нож и крепко стиснул его в маленьком, но крепком кулаке. Так он и заснул.
20
Перед глазами все плыло, очертания предметов были нечеткие и размытые, будто он находился под водой. Виски сдавливало, как в огромных тисках, сердце колотилось, как поршень в перегревшемся двигателе. Горло пересохло, дыхательные пути сузились до игольных ушек, изо рта вырывался сиплый свист. Ужин лез обратно, хотя измученное сознание с готовностью подсказало ему, что дело-то вовсе и не в ужине, благо холодное мясо с хлебом – не самый худший вариант в теперешних условиях. «Просто у тебя началась ломка», – зловеще шептал незнакомый голос, даже это был не голос, а какой-то звериный хрип.
Митричу, или Дмитрию Шевцову, было очень плохо. Открыв глаза, он некоторое время лежал молча, уставившись немигающим взором в черноту за окном. Он вспомнил, что какая-то женщина сделала ему укол, и на мгновение ему стало немного лучше, даже почти хорошо, чего там лукавить. Потом его телом овладела странная необычайная слабость и…
(ты уснул…)