Старая квартира, тусклое освещение и сгорбленный старик на табуретке в кухне.
С трудом узнала в измученном дряхлом мужчине своего сына. Время не пощадило его. Как же он постарел! Я вглядывалась в когда-то родные черты и вдруг поняла, что ничего не чувствую. Больше не считаю эти черты — своими. Мы чужие друг другу. Он для меня чужой.
Как и молодой мужчина, похожий на Людочку, что навис над Эдиком и скомандовал:
— Ты это, подписывай давай, батя.
— Но…
Тьма сгустилась вокруг меня, чувствуя, как мне поплохело от этих слов. Все повторяется. Только на моем месте теперь сам Эдик.
— Ты и сам должен понимать, что тебе не место в моей семье, — подсовывая бумагу на подпись, сказал сын Эдика. — Ходишь тут, глаза мозолишь, пожил сам — дай и мне теперь пожить.
— Куда же я пойду из своей квартиры?!
— Да хоть на кладбище, — гоготнул детина, — мне фиолетово! Подписывай давай!
Чернильный туман поглотил меня, не дав дальше смотреть на трагедию. Со стоном открыла глаза, встретив встревоженный взгляд мужа.
— Ты заледенела, Надин. Побледнела вся… Я разбудил тебя.
— Все хорошо, — выдохнула и смахнула невольные слезинки, — все хорошо. Каждый получил по заслугам.
К О Н Е Ц