* * *
Чуть больше года спустя после этих событий Лера получила приглашение в «Луи-Филипп».
От Кирилла.
Он к тому времени был вынужден пойти на мировое соглашение со своей бывшей, которая выложила много чего грязного и пикантного про его тягу к насилию, психологическое давление и страсть к садо-мазо-забавам, а также пойти на то, чтобы ей были возвращены родительские права и возможность регулярно видеть сына.
В результате этого смрадного скандала, в который угодили и отец, и сын, сорвался ряд важных сделок, и часть империи Кирилла оттяпали прыткие конкуренты.
Лера сожалела, что не всю.
И вот, держа в руках отпечатанное на серебристой бумаге приглашение, она размышляла о том, идти или нет.
То, что Кирилл хотел с ней помириться, она исключала: уж слишком чувствительные удары она нанесла по отцу и сыну Белогорко.
Но тогда зачем?
Решив, что не поедет, Лера вечером того мрачного апрельского дня сидела у себя в офисе и работала. Точнее, убеждала себя, что работает, понимая, что никак не может сконцентрироваться, то и дело бросая взгляд на часы.
Когда она поняла, что если не выедет прямо сейчас, то точно опоздает на встречу, поэтому выехала – и направилась к себе в загородный дом.
Развернувшись на светофоре на Кутузовском проспекте, она помчалась к «Луи-Филиппу».
Была не была.
Прибыла туда она с опозданием почти в час, уверенная, что Кирилл ушел. Однако он был там.
Заметив ее, он поднялся и произнес:
– Знал, что приедешь. Добрый вечер, Валерия!
Ну, уже больше не Лерочка!
Как и он для нее более не Кирюша.
Усевшись напротив него, Лера сказала:
– Не очень-то хорошо выглядишь!
Кирилл в самом деле как-то ссохся, видимо, проблемы последнего года все же существенно попортили ему крови.
– Зато ты, Валерия, цветешь и пахнешь. Причем пахнешь отвратительно!
Ага, уже больше не галантный ироничный джентльмен, а скорее «джентльмен удачи».
– Ты пригласил меня, чтобы говорить гадости? Или хочешь подать мне бокал отравленного вина или бифштекс из печени фугу, обильно политый ее же ядом?
Напряженные черты лица Кирилла разгладились, и он, став прежним Кириллом, заявил:
– Отличная идея! Эй, принесите нам отравленного вина и яда фугу – дама желает переселиться в мир иной!
Так как находились они в отдельном зале на втором этаже ресторана, то его зловещей реплики никто не услышал.
– Ты мне угрожаешь? – спросила спокойно Лера, и Кирилл ответил:
– О, что ты! И кстати, от просмотра твоих фильмов-разоблачений получил сущее удовольствие. Кстати, ты записываешь нашу беседу? Может, сразу в Интернет транслируешь?
Лера не записывала и не транслировала, однако предпочла оставить Кирилла в неведении.
– Ну, об этом ты узнаешь в свое время. Когда тебя придут арестовывать…
Лицо Кирилла снова помрачнело, он отрывисто сказал:
– Ладно, покуражилась – и достаточно. Давай зароем топор той бессмысленной, детской войны. Мы теперь квиты!
Квиты? Да как этот наглец может такое говорить!
– Решать, квиты ли мы, буду я, а не ты, Кирюша.
Тот, ощерившись, произнес:
– Подумай о своей дочери, этой прелестной девочке.
Удар был прямо под дых, и Лера еле сдержала его.
Он, вне всяких сомнений, угрожал благополучию Феденьки, ее дочери.
И своей тоже.
Лера, взяв со стола бокал воды, выплеснула его в лицо Кириллу: похоже, это вошло у нее в привычку.
Тот усмехнулся:
– Повторяю, Валерия, мы квиты. Да, ты пострадала от нас, но и мы пострадали от тебя. Не доводи до крайности! И не переходи красной черты!
Люди, уничтожившие ее семью, не желали доводить до крайности?
И давно перешли красную черту – ту самую, которая разделяла в ее родном городе Старое кладбище и Новое.
– Все сказал?
Лера поднялась, жалея, что поддалась импульсу и прибыла на эту встречу.
Тут Кирилл, перегнувшись через стол, схватил ее за руку.
И твердо, но нежно держа, принялся щекотать мизинцем внутреннюю сторону ладони.
– Ты ведь хочешь этого, так ведь? Чтобы я, как и тогда, трахнул тебя, Лерочка? Со смаком, с толком, со смыслом, с расстановкой. Так, как тебя никто никогда в твоей жизни успешной бизнесвумен не трахал и никогда не оттрахает. Так, как могу трахать я – тот, кому ты принадлежишь и кого ты так хочешь! Хочешь, я трахну тебя прямо здесь, на столе? Ну, давай, залезай и задирай юбку. Это ведь все, что тебе нужно, Лера Кукушкина! И я могу тебе это дать – я ведь добрый, очень добрый!
Чувствуя внезапно нахлынувшее на нее возбуждение, Лера вырвала руку из клешней Кирилла и, ничего не говоря, вылетела из зала ресторана.
А до нее донесся его торжествующий звонкий голос:
– А я ведь тебя снова трахну, Лерочка, и ты сама будешь умолять меня об этом! Ты ведь все еще любишь меня!
И последняя фраза была не вопросом, а утверждением.
* * *
Сумасшедше несясь за город, к себе домой, к дочери, которая была дочерью этого подонка, что только что пытался изнасиловать ее.
Ну, или хотя бы соблазнить.
И, что намного хуже, внушить ей, что она желает его.
Ну да, Лера не могла отрицать: когда он держал ее руку в своих, водя мизинцем по ладони и говоря ужасные, гадкие, такие унизительные вещи, она…
Она испытывала невероятнее желание, которое до сих пор полыхало внутри ее.
Нет, намного хуже мысль не о том, что она желает его, а о том, что она все еще любит этого мерзавца.
Любит?
Она резко затормозила, понимая, что, промчавшись на красный сигнал светофора, едва не врезалась в выворачивавшую справа машину.
Съехав на обочину, Лера упала на руль.
Да, с самой собой надо быть честной: она хотела Кирилла Белогорко, этого мерзавца и негодяя, сына человека (человека?), который отдал распоряжение убить ее отца и разрушил ее прежнюю жизнь.
Она хотела его – но любила ли она его?
Лера заметила в зеркале заднего вида мелькание огней автомобиля ГИБДД.
* * *
После этого последовала долгая пауза: Лера, запретив себе думать о Кирилле, велела положить под сукно два новых, находившихся в разработке фильма-разоблачения о Белогорко.