Скорпион, который схлопотал от Шкета по голове, развернулся, кривя лицо.
Нет, подумал Шкет – на сей раз словом. У меня отбита нога, я полупьян и людей луплю? Нет. Так я только вляпаюсь.
– Отвянь от него! – громко сказал он.
Скорпионы в тишине зашаркали ногами.
Стоя на коленях над ветчиной, Жрец сощурил глаза. Наклонился так близко к огню, что вспотели плечи.
Шкет подошел к надувшемуся блондину и взял его за плечо:
– Давай-ка, возьми себе пожрать! – От души это плечо потряс. – Всем хватит, ясно? – (И мне это сходит с рук? Тут Шкет засмеялся.) – Дайте ему ветчины, ну? – И он пихнул скорпиона к костру. – (А теперь я отвернусь, отойду, подожду, когда мне в плечо всадят вилку.)
Шкет отвернулся.
Саламандр стоял впереди всех, скрестив руки на груди; с одного фланга Флинт, с другого Харкотт. Стриженая, тряся головой, уходила прочь.
Шкет двинулся к этим троим, а в мыслях: я не понимаю, поддержат они меня сейчас или отметелят. А остальные? Они понимают?
– А вы чего? Поешьте тоже. – И прошел мимо.
От его смеха напряжение слегка отпустило.
Шиллинг сказал:
– Черпак есть? Или чашка? Или что-нибудь?
Джек-Потрошитель сказал:
– Есть миски, и чашки, и вообще. Кто-то, блядь, всю посуду перемыл.
Человек шесть сгрудились на корточках у огня – плечи гладкие, как гигантские сливы, волосы морщинятся, как чернослив; все держали вилки над углями, юркали руками, резко совали костяшки в рот.
Шкет поглядел на бутылку.
– Будешь?..
– Ага. – Получил бутылку и еще один глоток. – Спасибо, – и пошел дальше бродить. Под деревом целовались двое; на миг Шкету почудилось, что оба мальчики.
Доллар задрал лицо над всклокоченной шевелюрой черной девчонки.
– Эй, Шкет… – Он моргал в свете костра, щетинистый подбородок тут и там шел волдырями.
Шкет переступил через его сапоги.
– Ты поел уже? – спросил Денни.
Шкет покачал головой.
– На, держи. Я себе еще возьму.
Чашка была горяча, по стенкам тек суп.
– Спасибо.
– Если ветчину не прожарить, все равно же не будет трихинеллеза, да? – спросил Денни.
– Если она из банки, – ответил Шкет, – она уже вареная.
– Я так и думал, – сказал Денни.
Шкет отхлебнул и обжег нёбо. Лишь спустя несколько секунд ощущение сгладилось до простого жара. Взглядом Шкет бесцельно искал Перца или скорпиона, который на Перца наехал. Ни того ни другого у костра не обнаружилось. А люди снова ходили в дом и из дома.
Флинт, Харкотт и Саламандр, позируя уже не так официально, но по-прежнему кучно, стояли у забора, ели ветчину и суп. Шкет отсалютовал чашкой.
– Слышишь? – спросил Флинт.
– Что?
– Послушай, – сказал Харкотт.
Шкет склонился над чашкой – суп обжигал подбородок паром. Двор наполняли голоса.
– Что?
– Вот, – сказал Харкотт.
В паре кварталов заорал мужской голос. Звук длился и длился, утих на долгом вдохе и возобновился, на сей раз дрожа и ломаясь.
– Сходить глянуть? – Саламандр откусил ветчины. От уголка рта в бороду тянулась поблескивающая полоса жира.
– Не, – сказал Шкет.
– Ты ж у нас великий герой, – сказал Саламандр. – Не хочешь помочь господину в затруднительном положении? – И засмеялся.
– Нет, я…
Человек снова заорал.
На миг Шкет вообразил, как они вчетвером шныряют вдали от костра по темным улицам, и ночь над ними звенит воем.
– Не, неохота. Я накормил Перца. На сегодня героики с меня довольно.
Он громко хлюпнул супом и ушел к скорпионам у огня. Когда соседи визжат… пронеслось у него в голове, но он не вспомнил, кто это сказал.
– Шкет, на. Хочешь мою вилку?
Блондинистый скорпион, который гонял Перца.
– Спасибо.
Вилка с длинной ручкой, трезубая, бельевая. Шкет подцепил шмат ветчины и присел у костра. От огня сощурился. Глотая суп, заплескал себе руку. И даже с длинной вилкой костяшки болезненно обжигало. Белокурый скорпион, присев рядом, смотрел, как булькает и обугливается мясо.
– Спасибо за вилку, – спустя несколько минут повторил Шкет и опять глотнул супу.
Крик смолк.
Или потонул в гомоне.
4
– Эй, Тэк!
– Шкет?
– Ты что делаешь?
– Это ты что делаешь? Слезай, а? Осторожней…
Шкет отпустил балку и боком сполз с груды бута, поднимая тучи пыли позади себя и сель впереди.
– Поражает воображение, – оценил Тэк. – Так и ходишь в одном ботинке? Подошва, небось, как дубовая доска.
– Не. – Шкет постучал ногой по черным джинсам, до колен посеревшим. – Не то чтобы.
– Раскопки ведешь? – Тэк заломил кепку и посмотрел, как между балками завивается дым. – А гнездо куда дел? Я думал, скорпионы не бродят поодиночке.
– Я прихожу, – пожал плечами Шкет. – Я ухожу. Вожу их в набеги. А ты куда?
– У меня миссия милосердия во благо твоей подруги.
– Ланьи?
– Я вызвался помочь ей с платьем к твоему празднику.
Шкет постарался проглотить смех. Смех сорвал печать с губ, и вспыхнули огни – то ли в глазах, то ли в окнах склада перед глазами.
– Что смешного?
– Она тебя пристроила в швеи?
– Вовсе нет. Пошли, чего покажу.
Они зашагали по загаженной улице.
– Ты же придешь на праздник?
– Даже, – ответил Тэк, – блядь, не мечтай.
– Чего? Чувак, ты что? Калкинз мне сказал приводить друзей. Я все гнездо приведу. Толпу психов выпустят порезвиться – и ты не хочешь на нас посмотреть?
– Мне не до зарезу. А вот Калкинзу, я подозреваю, да – я, правда, с ним не знаком.
– Тэк, ну кончай…
– Нет. Кому-то же надо прочесть репортаж в завтрашней колонке сплетен. Вот это – моя работа. А тебе желаю хорошо повеселиться, и выпей там бренди за меня. Стырь бутылку, если у них хороший, притащи мне. А то я уже на «Голд лиф» перешел. Кто-то вломился к моим поставщикам и спер почти все, что стоило пить.
– У нас винный прямо за углом. Ты что пьешь? Там всё есть. Что хочешь. Скажи – я принесу.