Перед ним встал вопрос, как же поступить с теми, кто остался? В особенности – с их матриархом?
Магата находилась среди раненых, но ее гордость, похоже, ни капли не пострадала. Она стояла как никогда прямо, с высоко поднятой головой. По обе стороны от старицы замерли двое стражей Утеса, которые, казалось, ждали любого повода, лишь бы прикончить ее. Какая-то часть Бейна разделяла это желание. Отрубить ей голову и насадить ее на кол у подножия утеса в качестве предупреждения, как это было сделано с головой дракона в Оргриммаре… Да, Бейн признавал, что ему очень этого хотелось.
Но его отец так бы не поступил, и Бейн понимал это.
– Мой отец позволил тебе остаться здесь, на Громовом Утесе, Магата, – проговорил Бейн, не обращаясь к матриарху по титулу. – Он был с тобой честен и гостеприимен даже тогда, когда понимал, что ты, скорее всего, плетешь против него интриги.
Ее глаза сузились, а ноздри раздулись, но тауренка не стала говорить в гневе. Магата, будь она проклята, оказалась слишком умна.
– Ты отплатила ему за доброту тем, что пролила яд на оружие Гарроша Адского Крика, а затем наблюдала, как мой отец умирал мучительной и неблагородной смертью. По законам чести я мог бы потребовать жизнь за жизнь или бросить вызов на мак’гора. Вызов тебе, а не Гаррошу, который, как я думаю, оказался всего лишь пешкой в твоей игре.
Магата слегка напряглась, ожидая вызова. Бейн горько улыбнулся.
– Я верю в честь. Мой отец отдал за нее свою жизнь. Но вождь должен помнить кое о чем еще. Он должен также испытывать сострадание и действовать во благо своего народа.
Бейн двинулся в сторону от дома, пока, наконец, не подошел вплотную к старице, глядя ей прямо в глаза. Магата первая отпрянула от него и прижала уши к голове.
– Ты любишь удобство, Магата Зловещий Тотем. Ты любишь власть. Я позволю тебе жить, но у тебя не останется ни того ни другого, – Бейн протянул руку. Один из стражей Утеса передал ему небольшую сумку. Глаза Магаты широко распахнулись, когда она узнала ее.
– Ты хорошо знаешь, что это. Твоя сумка с тотемами, – Бейн залез внутрь и вытащил один из маленьких резных тотемов, связывавших Магату со стихиями, которыми она управляла. Молодой таурен сжал его двумя сильными пальцами и раздавил в щепки. Глядя на его действия, Магата старалась не показывать свой ужас и страх, но у нее ничего не вышло.
– Я вовсе не думаю, что у меня получится таким образом разорвать твою связь со стихиями навсегда, – признал Бейн. Тем не менее он повторил то же самое со вторым тотемом, и с третьим, и, наконец, с четвертым. – Но я знаю, что это сильно разгневает стихии. Тебе придется потратить много времени и долго ползать на коленях, чтобы снова вернуть их расположение. Думаю, тебе не помешает испытать подобное унижение на себе – может, научишься смирению. Я даже помогу в этом еще больше. Отсюда тебя отправят в суровые Когтистые горы. Там ты будешь влачить существование так, как сможешь. Если ты не причинишь никому вреда, то никто не причинит вреда тебе. Но если нападешь, то станешь врагом. Тогда я не буду никого сдерживать, неважно, что они захотят с тобой сделать. А если же ты снова начнешь плести интриги, Магата, то знай – я сам приду за тобой. И тогда даже дух Кэрна Кровавое Копыто, призывающий меня к спокойствию, не сможет удержать меня от того, чтобы отрубить тебе голову. Ты все поняла?
Она кивнула.
Бейн фыркнул и отошел, глядя на остальных.
– Среди вас есть те, кто так же противился кровопролитию, как и Песнь Бури. Любой из вас, кто захочет выйти вперед и поклясться в верности мне, народу тауренов и Орде, а также перед всеми отречься от навеки запятнавшего себя имени Зловещий Тотем, как это сделал Песнь Бури, будет полностью помилован. Остальные – убирайтесь вслед за своим так называемым матриархом в дикие земли. Разделите ее судьбу. И молитесь, чтобы вам никогда больше не пришлось меня видеть.
Он ждал. Несколько секунд никто не двигался. Затем тауренка, держа за руки двух малышей, шагнула вперед. Она встала перед Бейном на колени и склонила голову. Ее дети последовали примеру матери.
– Бейн Кровавое Копыто, я не принимала участия в резне той ночью, но признаю, что мой спутник жизни был в этом замешан. Я бы хотела, чтобы мои дети выросли здесь, в безопасности этого спокойного города. Если ты примешь нас.
Черный бык подошел к тауренке, положил руку ей на плечо, а затем опустился на колени рядом с ней.
– Ради моей спутницы жизни и моих детей, я отдаю себя на твой суд. Меня зовут Таракор, и именно я руководил нападением на твою деревню, когда Песнь Бури дезертировал. Никогда в своей жизни я не знал милосердия, но я прошу тебя о нем – не за себя, а за своих невинных детей.
Вперед выходили все новые и новые таурены. Наконец, почти четверь Зловещего Тотема оказалась стоящей перед Бейном на коленях. Он не был настолько доверчив, чтобы думать, будто за ними не придется следить. Бейн догадывался, что когда у них останется единственный путь – разделить с Магатой изгнание, стыд и бессилие (а Бейн собирался хотя бы на время отнять у них всякую возможность на дальнейшее сопротивление), – то многие вдруг тут же раскаются в своих прошлых прегрешениях. Но он также знал, что многие из них окажутся искренни в своем покаянии. Возможно, когда-нибудь и другие последуют их примеру. Он был готов пойти на этот риск ради настоящего исцеления.
Бейн испытывал мимолетное, мелочное удовольствие, глядя на выражение лица Магаты, когда все больше и больше ее так называемых «преданных» соплеменников бросали ее. Он подозревал, что отец не стал бы корить его за эти чувства.
– Кто-нибудь еще? – спросил Бейн. Когда остальные члены племени Зловещий Тотем остались стоять на месте, он кивнул. – Две дюжины стражей Утеса проводят вас на вашу новую родину. Честно говоря, я не могу пожелать вам удачи. Но, по крайней мере, ваша гибель будет не на моей совести.
Они двинулись в сторону лифтов. Бейн несколько секунд смотрел им вслед.
Магата не оглянулась.
«Мои слова – не пустой звук, Магата Зловещий Тотем. Если я увижу тебя снова, несмотря на наставления Ан’ше, я прикончу тебя».
Когда-то Гаррош стыдился доставшегося ему наследия. Ему понадобилось время, чтобы понять, принять и, наконец, начать гордиться тем, кто он и откуда произошел. Обретя уверенность в себе, он честно завоевал огромное уважение для себя и Орды. С тех пор орк привык к лести. Но в этот раз, поднимаясь вместе со своей свитой по извилистой тропе к назначенному месту встречи в Тысячах Игл и чувствуя на себе взгляды тауренов, он почувствовал некоторое напряжение.
Ему вовсе не нравилось ощущать себя неправым. Гаррош знал, что он действительно хотел сражаться с Кэрном по законам чести, чтобы оказать уважение и себе, и тому, кого считал благородным воином. Но Магата отняла у него такую возможность и в глазах многих – слишком многих – оставила на его репутации уродливое пятно. Да ведь он оказался такой же жертвой, как и Кэрн.
Подумав об этом, орк заставил себя поднять голову повыше и ускорил шаг. Бейн уже ждал его. Он был выше Кэрна или, возможно, просто держался прямее, чем постаревший бык. Он стоял молча, держа в опущенной руке огромный тотем своего отца. Хамуул Рунический Тотем, Песнь Бури Зловещий Тотем и еще несколько тауренов ждали чуть позади Бейна, на расстоянии.