– Все готовы?
Вагон встал посреди леса. До прохода следующего состава оставалось часа полтора.
– Пошли.
Зэки встали в колонну, потащили за собой пленных, ориентируясь по карте и компасу, часто сходя с натоптанных тропинок и бредя по ручьям, чтобы сбить со следа погоню…
Одинокий вагон обнаружил утром машинист паровоза, заметивший в серости рассвета чернеющий на путях предмет. Эшелон был воинский и от экстренного торможения солдаты и офицеры посыпались с нар и полок. Паровоз мягко ткнулся в вагон, оттолкнув его на десяток метров вперёд. В вагоне обнаружили трупы нескольких солдат с перерезанными глотками и разбитыми головами.
Побег…
– Разобрать оружие!
Солдаты рассыпались по лесу, но никого не нашли.
Прибывшая на место следственная бригада быстро восстановила картину преступления – зэки каким-то образом взломали отделявшую их от охраны решётку и порезали конвой заточками, причём разом и быстро, так что те даже не успели оказать сопротивления. Но убили не всех, потому что часть конвоиров увели с собой, заодно забрав всё оружие, продукты и сопроводительные документы.
Следователи развернули карты, прикидывая, куда могли направиться беглецы. В погоню им бросили несколько хорошо вооружённых отрядов МГБ. Собаки взяли след, который скоро оборвался, потому что зэки ступили в ручей. Кинологи прошли вдоль берегов, чтобы поймать вышедший на берег след, и скоро наткнулись на трупы. В кустах, присыпанные ветками и листвой, лежали два тела конвоиров, убитых ударами заточек в сердце.
На следующем ручье след потерялся окончательно.
– Ничего, жрать захотят – сами из леса выйдут. Некуда им деваться – у них ни запасов продуктов, ни баз снабжения, ни своих людей среди населения. Голод не тётка… Оповестите местные власти, участковых и поставьте вблизи деревень засады…
И беглецы, точно, из леса вышли…
* * *
Информация прошла по сводкам. Которые легли на стол товарища Берии.
– Кто это? – отчеркнул он ногтем заинтересовавшую его строку.
– Сбежавшие с этапа заключённые. Почти все политические.
– Что значит «сбежавшие»? А конвой?
– Конвой был вырезан частью на месте, частью в лесу по дороге. Зэки завладели их оружием и скрылись.
Лаврентий Павлович нахмурился.
– Что это за бардак в хозяйстве товарища Игнатьева? Как могли сбежать заключённые, когда они в вагоне за решёткой, а конвой вооружён?
Дежурный офицер молчал.
– Дайте мне все подробности по этому делу и список ответственных лиц, которые отвечали за этап.
– Есть, – козырнул офицер и, повернувшись на каблуках, вышел.
Товарищ Берия придвинул к себе поближе сводку и еще раз внимательно прочёл сообщение…
* * *
Рассвет, над травой туман стелется, молоком в низины сползает. Какие-то тени неясные на опушке шевелятся.
– Вы входите в село с севера, вы с юга, вы с востока, вы перекрываете дорогу возле моста, – звучит негромкий приказ. – Сходимся в центре, там, где магазин. У местных узнаете, где избы участкового и председателя. Ясно?
– Так точно.
Ушли, растворились в тумане тени, проскользнули по низинам в село. Стукнули в окна.
– Открывай, только тихо! Не то гранату бросим.
Звякнула щеколда. Местные с ночными гостями не спорят, чтобы жизни не лишиться. Тут так: днём власть советская с флагом на сельсовете, плакатами, политинформациями и газетами, а ночью – лихих людей, которые неизвестно кто, откуда и зачем. И ни с кем не поспоришь, всем надо угодить.
– Где председатель и участковый живут?
– Там, третья изба с центра.
– Милиция в селе есть?
– Есть, трое, они у участкового квартируют.
– С нами пойдёшь, покажешь.
– Не могу я. Жена у меня, детишки, если узнают – сошлют.
– А коли не пойдёшь, то здесь на пороге ляжешь, кто детей кормить станет? – не шутят гости ночные, волками глядят. – Давай быстро, не то хату запалим!
– Ага… Сейчас я.
Накинул пиджак, вышел, огляделся быстро – отчего собака молчит, не лает, цепью не гремит? А нет собаки – зарезали ее гости ночные – накинули шинель сверху и глотку финкой перехватили – вон она валяется в луже крови.
– Пошли!
Шагнули тени в сторону, и как пропали…
Просыпается село – где-то петухи взахлёб горланят, собаки лениво перебрёхиваются, коровы мычат – мирная сельская картинка. Но только нет здесь мира, в каждой избе не отец, так сын по лесам с оружием шастает или лесным братьям помогает. А кто-то за власть советскую бьётся, соседа не жалея. Много холмиков на местном кладбище за то время прибавилось. Фрицам хребет в четыре года переломали, от Москвы до Берлина пешим ходом дошли, а здесь восемь лет война идёт и конца-края ей не видно.
Дом участкового. Собака лает-заливается, чужих чуя.
– Иди, постучи. Скажи, дело срочное.
Вздохнул селянин – куда деваться, против силы не попрёшь. Поднялся на крыльцо, постучал.
– Кто там такой? – откликнулся опасливый голос.
– Я это, дело срочное.
– Ты, Михайло? Сейчас отворю.
Упала защёлка, голова из-за двери высунулась. И ствол автомата. Боязливые здесь участковые, без оружия даже до ветру не ходят, к жёнам в постель с наганом лезут.
– Чего тебе?
– Сказать надо… Ты выйди на минуту.
– Так говори… А это кто с тобой?
Стоит человечек – так себе, низенький, невзрачный, в плаще мокром – видно по кустам, по росе сюда продирался. И порты по колено – хоть выжимай.
– Из леса он. Сдаться хочет.
Похоже на то. Теперь многие из леса бегут и за каждого такого «сагитированного» участковый премию имеет.
– А ну, руки за голову!.. Чего он к тебе пришёл? – интересуется участковый, а сам вокруг глазами шарит. Вроде тихо… Да и день уже, а бандиты, они, как вурдалаки, света солнечного боятся, в ночи хоронясь.
– Кто такой, как звать?
Недоверчив участковый, хотя понять можно: двоих его предшественников здесь бандиты вместе с семьями побили, детей малых не пожалев.
– Стоять тихо! Если лишнее движение – стрельну. Карманы у него проверь. И плащ расстегни. Вот так… Теперь спиной ко мне.
Шагнул участковый вперёд. Зря шагнул, потому что незнакомец, как-то так, почти не шевельнувшись, вышиб у него из рук автомат и ударил кулаком в лицо. Осел участковый и даже вскрикнуть не успел.
Откуда-то возникли еще люди, поднялись без стука на крыльцо, проскользнули через открытую дверь внутрь и что-то там сразу упало, и загремело, кто-то коротко вскрикнул, но осёкся.