– Ну, по крайней мере, не пропал. Сан-Эрнан – славное место.
– Славное, – согласился монах. – И горячим кормят.
Руй Диас потерял интерес к разговору. Теперь он всматривался в предгорья.
– Где же эта Корвера? – спросил он.
Монах подумал немного, приставив ладонь козырьком к глазам, и наконец вытянул руку:
– Мы верно едем.
– С какого расстояния нас заметят?
Монах непонимающе взглянул на него. Потом обернулся на конную колонну и снова в растерянности взглянул на Руя Диаса:
– Кто?
– Да кто бы ни был. Я спрашиваю, откуда нас смогут заметить.
Монах снова призадумался, оглядывая предгорья:
– Ну, если кто зоркий, за лигу заметит.
И с этими словами вопросительно уставился на командира. Минайя, судя по его лицу, тоже как будто хотел получить объяснения. Бросив поводья, он рысил рядом – шлем на луке седла, кольчужный капюшон откинут.
– Что с тобой? – спросил он.
– Да так… думаю кое о чем.
Проехав шагов двадцать или чуть больше, Руй Диас заговорил вновь:
– Ступай на свое место, брат, – сказал он монаху. – Придет нужда в тебе – позову.
– Как скажете.
Он повернул мула. Минайя остался рядом с командиром. Из-под полотняного платка, защищавшего голову от солнца, лился пот, прочерчивая бороздки по запыленному бородатому лицу.
– Если мавры решат возвращаться по римской дороге, – произнес наконец Руй Диас, – не исключено, что воспользуются этим проходом, благо там, как рассказал нам вчера Рыжий, есть источник.
Минайя медленно соображал.
– Хочешь сказать, они могут заподозрить, что мы перережем им путь?
– Именно это я и хочу сказать.
– Черт возьми…
Минайя взял висевшую у седла флягу, откупорил ее и протянул Рую.
– Тебе самому мало, – сказал тот, встряхнув.
– Ничего.
Запрокинув голову, Руй Диас влил в рот скудный глоток. Потом вернул флягу хозяину, и тот тоже отпил.
– Что бы ты сделал, будь ты мавром, Минайя?
– Завел бы четырех жен.
– Я не шучу.
– Да кто шутит? Пока нами правит Альфонс Шестой, мне все чаще хочется принять ислам.
– И все же – что бы ты сделал на их месте?
Минайя вытер губы ладонью, повесил флягу на прежнее место, у седла, и глубоко задумался. Наделенный не слишком живым воображением, он туго соображал, но зато был очень исполнителен и усерден. Отличный набор качеств для его должности.
– Никогда наперед не скажешь, что сделает мавр. Пока не сделает.
– Так вот, представь, что же он сделал.
Минайя снова погрузился в думу.
– На всякий случай я бы глаз не спускал с этой самой Корверы, – сказал он наконец.
– Правильно.
– Оружия бы из рук не выпускал, чтоб не взяли расплохом.
– О том и речь.
Минайя привстал на стременах, оглядывая далекие предгорья. Потом снова опустился на седло:
– Думаешь, уже выслали кого-нибудь?
– Они умеют воевать не хуже нас. А иногда – и лучше.
Минайя, сведя брови к переносице, продолжал размышлять.
– Если так, – проговорил он наконец, – то скольких они могут послать в дозор?
– Вряд ли станут распылять силы. Я бы послал троих-четверых, притом – налегке.
Чело Минайи прояснилось.
– Чтоб подать сигнал в том случае, если мы вдруг там объявимся.
– Именно так.
Повернувшись в седле, Минайя окинул взглядом колонну. Следом за ними Педро Бермудес, один из двоих племянников Руя Диаса, вез знамя – зеленое полотнище с красной полосой наискось, впрочем сейчас свернутое и спрятанное в кожаный чехол.
– Пока мы еще далеко от них, – сказал Руй Диас, – но после полудня нас уже можно будет заметить. Тогда мы остановимся.
– Разумно.
– Потом, когда солнце склонится к закату, снова двинемся – против света нас будет не разглядеть на горизонте. Ну а окончательный бросок – ночью. Луна сейчас встает поздно, и это нам немного поможет.
– Кого отрядить на разведку?
– Галина Барбуэса и кого-нибудь молодого и проворного, легкого на ногу. Пусть обуют альпаргаты – может, придется карабкаться по скалам. Когда остановимся, я сам объясню им задачу.
– Ладно.
– И Рыжий пусть с ними отправится. Он знает местность.
– Удачная мысль.
– Чему ты улыбаешься, Минайя?
– Выражение лица у тебя интересное…
– Это чем же?
– Тебя словно бы радует все это, Руй. Ты произносишь все это, а в душе – ликуешь. Тебе хотелось бы встретить мавров в Корвере, так ведь, а?
– Ну разумеется. Подтвердилось бы, что они хотят вернуться к реке по римской дороге.
– Да не в этом дело… Мне ли тебя не знать? Ты просто счастлив оттого, что наконец-то после стольких дней пути, который всю душу вымотал, – нынче ночью может случиться славная рубка.
– Что ж, может, и так… А теперь распорядись, чтобы люди спешились и вели коней в поводу, пока пять раз подряд не прочтут «Верую».
– Помолиться никогда лишним не бывает, а сейчас – особенно, а? Помолиться за то, чтобы мавры оказались в Корвере и творили намаз, оборотясь лицом к Мекке, а мы бы взяли их тепленькими.
– Ну, довольно разглагольствовать. Ступай.
Ехали медленно, стараясь держаться вдоль склона, чтобы силуэты не обозначились на линии горизонта. А когда солнце вошло в зенит, остановились в дубовой роще. От головы колонны до замыкающего пролетел приказ, и все спешились, стали разминать замлевшие ноги, затекшие поясницы, потом повалились наземь в тени деревьев – отдыхать и бить вшей, но прежде стреножили коней, разнуздали и пустили их щипать травку.
Знаменщик Педро Бермудес принес Рую Диасу горсть подобранных с земли желудей. Этот основательный и застенчивый юноша в обыденной жизни сильно заикался, но речь его становилась гладкой и текучей, когда, бросаясь в бой, он без малейшей запинки и на чистейшем кастильском наречии сыпал отборной бранью. Потом он обыкновенно сокрушался и корил себя за это, ибо погибнуть, изрыгая поток сквернословия, пусть даже ты при этом рубился с неверными, значило обречь свою душу вечной погибели. Однако воздерживаться не получалось.
– П-п-попробуйте-ка, дядюшка… П-почти с-сладкие…
– Не называй меня дядюшкой.
Педро покорно кивнул:
– П-простите.