– Дамочки, с личными проблемами разбирайтесь на улице! – рявкнул охранник. – Дебоширов мы вышвыриваем наружу.
– Простите, – извинилась мать Лукавого.
– Уроды! – закричала мать Кости. Охранник взялся за рацию, и ее гонор тут же поутих. – Простите. Больше так не буду.
Лукавый смотрел на них и поражался, как зрелым женщинам сносит крышу, когда речь заходит о безопасности их детей.
* * *
Обследования показывали, что организм Лукаса быстро идет на поправку. Врачи с улыбками отмечали перед ним и его родителями «положительную динамику лечения». Иногда, когда Лукавый вставал с кровати слишком быстро, у него кружилась голова. Как-то он спросил медсестру, нормально ли это, и она убедила его, что это лишь побочный эффект обезболивающих и других лекарств.
Как-то раз после душа Лукавый снова заметил синяки, а после чистки зубов обычной щеткой – кровь в пасте. Он повертел щетку, осмотрел рот и прополоскал его средством от кровоточивости десен. Больше кровь не появлялась, но сильно хотелось пить. Жажда проходила только после двух-трех стаканов воды подряд.
Протез
64
Время в лимбе тянулось рекой Стикс: мертвым до него не было никакого дела, а Костя чувствовал себя как никогда спокойно. Иногда он волновался за Алену, но его отвлекали разговоры с Денисом, Эмилем и Евой.
Однажды они оставили его одного, и ему пришлось кружить по палате, наблюдая за собственным бессознательным телом. Когда Левицкому надоело считать шаги, он вышел в коридор и подошел к окну. Упершись в подоконник, он смотрел наружу, но видел только мрачные силуэты на белом фоне. Словно все подернулось дымкой и играло с его воображением.
– Константин, – позвал кто-то.
Костя повернулся на звучный мужской голос. На него смотрел человек с квадратным лицом и оттопыренными ушами. Поначалу он испугался, что это какой-нибудь жнец смерти, которого послали, чтобы забрать его в мир иной, но потом пригляделся и заметил едва различимое сходство.
– Вы папа Ярославы? – осторожно уточнил Левицкий.
Мужчина кивнул и протянул ему руку. Рукопожатие было крепким и уверенным.
– Зови меня «отец», – усмехнулся он, но, заметив удивление Кости, добавил: – Или «Иван».
– Здравствуйте… – растерялся Левицкий. Знакомство с мертвым родителем Язвы не входило в его планы.
– Я наблюдал за тобой. Ты – парень башковитый, хороший. Заботишься о дочке моей. – Иван похлопал его по плечу. – Пожалуй, я смогу доверить тебе Ярку. Только с одним условием.
– С к-каким?
– Присмотри за ней. Даже если вы когда-нибудь расстанетесь, убедись, что она не навредит себе своим увлечением. Я про мотоцикл.
– Но как я могу? Она ведь его обожает.
– Знаю, – Иван вздохнул, – и в этом моя главная ошибка. Если б я его ей не подарил, она не гоняла бы и мы не ссорились бы. Может, сейчас я был бы еще жив…
Он отпустил Костю, и тот с видимым облегчением отстранился.
– Не говори ей, что видел меня. Я просто хочу, чтобы моя девочка была в безопасности.
Костя отвел взгляд.
– Мы вроде как расстались. Поссорились до того, как я угодил в больницу и сюда.
– А, это пустяки. Ссоры обычно закаляют характер. – Иван склонился к нему и доверительным тоном предупредил: – Только не путай их с истериками.
Костя заметил ребят из лимба и махнул им.
– Это мои… – когда он повернулся, Ивана рядом не было, – друзья, – тихо закончил Костя.
* * *
Денис и Эмиль пропадали, навещая родных в реальном мире. Ева отлучалась, чтобы проверить Лукавого, но всегда возвращалась.
– Как он? – спросил Костя.
– Написал заявление в полицию на того парня, который на вас напал. Полицейские ждут, чтобы допросить тебя, а ты не просыпаешься. – Ева вздохнула. – Я волнуюсь о Лукасе.
– Почему?
– У него в глазах что-то поменялось. Я попросила его помочь вернуть мне воспоминания, но из-за этого мы лишь открыли ящик Пандоры. Мне кажется, что Лукас может перегнуть палку, и его убьют. Если бы не ты, кто знает, может, он бы уже умер.
– Вот очнусь и устрою ему нагоняй, – пообещал Левицкий.
Ева склонила голову, вздохнула.
– Ты что-то знаешь? – спросил Костя.
– О чем?
– Об аварии.
– Не уверена. – Ева покачала головой. – Не хочу об этом говорить, потому что не вспомнила до конца.
– Ева, на нас уже напали. Худшее, что может случиться с нами, – смерть. Важна любая информация.
Ева долго молчала.
– Ну же! Прошу тебя. – Костя тряхнул ее за плечи. Его зашатало – зов реального мира усилился. – Я просыпаюсь, Ева. Скажи же!
– Береги его, – только и сказала Ева.
Больничный потолок размылся слепящим пятном. Костя вдохнул, и тело отдалось болью. Руки и ноги показались ему неподъемными, словно их сдерживали тяжелые невидимые кандалы.
– Костян! Ты вернулся! – голос Лукавого донесся до него как сквозь толщу воды. – Эй, он очнулся!
Затем последовали осмотры, капельницы, процедуры. Костя плохо помнил, что с ним происходило. Иногда он смотрел на Лукавого, своих родителей и младшую сестру, навещающих его. На просьбы доктора он либо моргал, либо шевелил указательным пальцем. По словам лечащего врача, «его организм оказался крепким, но сейчас следует оставить пациента в покое и дать ему восстановиться». Еще он пообещал, что «они будут следить, чтобы после операционного вмешательства не возникло инфекции».
Лежа, Костя слушал разговоры медсестер, врачей, семьи и друзей. Его мысли превращались в тоскливое ожидание Ярославы. Хоть они и поссорились, Левицкий мечтал увидеть ее лицо, но она все не навещала его.
Шло время, он выздоравливал и уже мог сидеть на кровати, не страдая от боли после каждого вдоха и выдоха. В начале декабря палаты преобразились: их обвесили гирляндами и новогодними украшениями. Врач обещал Косте скорую выписку.
Лукавый пришел к нему с пакетом, забрался на кровать и, скрестив ноги, очистил мандарин.
– Хочешь? – спросил он.
– Давай. А мне можно?
– Тебе ведь нужны витамины, а я ничего вредного не предлагаю. – Лукавый поделился с ним фруктами. Вдвоем они умяли по пять штук и теперь сидели с оранжевыми пальцами, губами и языками.
Отек с лица Лукавого спал, сломанный нос заживал. В первые дни после нападения его симпатичное лицо походило на надувшийся уродливый шар. Потом прошло время, и Лукавый превратился в прежнего себя.
– …не заходила?
– А? – Костя заморгал.