Агата и археолог. Мемуары мужа Агаты Кристи - читать онлайн книгу. Автор: Макс Маллован cтр.№ 51

Именно здесь родился император Септимий Север. Он был провозглашён императором во время военной кампании в Паннонии, а умер в Йорке. Нельзя представить себе места более романтичного и более наполненного воспоминаниями, затрагивающими прибывшего из Англии. Как и всегда, итальянцы оформили музей и прилегающую территорию со вкусом и изяществом. Посетителей встречал ковёр мезембриантенума, отдых для глаз после окружающего песка, а когда он цвёл, получалась ярко-голубая лужайка.

Мы жили на итальянской вилле. У нас был внутренний двор, вымощенный плиткой, и терраса с видом на море, воды которого плескались у самого дома. До войны здесь была резиденция сицилийского князя по имени Патерно, которому принадлежал расположенный неподалёку рыбзавод «Тунец». Периодически мы выходили в море с огромными сетями для ловли тунца и смотрели, как наши жертвы бьются в своих комнатах смерти, но тунец в сочетании с местными оливками вносил приятное разнообразие в наш ежедневный рацион из мясных консервов.

Самой интересной из наших обязанностей была обязанность распределять зерно среди жителей нашей нуждающейся провинции. Рот мастерски справлялся с этим делом. Он поручил мне провести первое инспектирование зерна в прибрежном районе Джефара, за Зуарой, и это задание показалось мне очень интересным. У меня не было никакого опыта в подобных делах, но мне помогал советом умный и очаровательный человек — Мифта Эль-Аргейб, мэр Сормана, и, думаю, с его помощью я справился неплохо.

Мы решили отправиться в путь на машине и ехать на юг, сколько получится, пока окончательно не застрянем в песке. Затем мы пересели на лошадей, которые были высланы заранее и ожидали нас вместе с двумя верблюдами, несущими большие оплетённые бутыли итальянского кьянти и палатку, где можно было укрыться от палящего полуденного солнца. С нами была комиссия, включавшая четверых слуг, экспертов по оценке ячменя, эксперта по налогообложению и нескольких местных чиновников. Пришло время жатвы, и нам было поручено предварительно оценить урожай для Британской военной администрации. Владельцы всех земельных участков, несколько сотен человек, должны были присутствовать лично или прислать представителя для получения налоговой квитанции.

Мы подъезжали к очередному участку и просили хозяина оценить предстоящий урожай. Хозяева неизменно называли заниженную оценку. Затем эксперты называли свою оценку, обычно завышенную. Мы с мэром Сормана должны были решить, какую цифру считать справедливой. Среди членов комиссии был один старый и опытный человек, который, как я скоро понял, лучше оценивал урожай, чем все остальные эксперты, вместе взятые. Его оценка неизменно была близка к истине, потому что он был не только экспертом, но ещё и честным человеком. Как я это понял? Я просил команду жнецов снимать ячмень с некоторых участков для выборочной проверки. Мы косили, молотили и взвешивали зерно и таким образом за день получили точные данные по многим участкам в Джефаре и дали приблизительную оценку сотням других.

Наш старик, настоящий волшебник, мог также с удивительным мастерством предсказать потери урожая, связанные со ржавчиной. Он проходил вокруг поля и сквозь него, в процессе проверки пропуская колосья сквозь пальцы, и затем выдавал заключение. Я скоро узнал, что хозяева урожая раздавали свою землю направо и налево — и чтобы обезопасить себя от локальных неудач, и для того, чтобы затруднить оценку. Но методы, которые я описал выше, позволили нам минимизировать возможности для подкупа и фальсификаций, потому что никто из комиссии не знал, когда и где будет проведена следующая проверка. Таким образом, наша пёстрая процессия собрала для администрации все необходимые сведения о первом урожае.

Тогда же я обратил внимание на одно интересное явление. Большая земледельческая равнина, известная как Джефара, постепенно заполнялась песком, и итальянцы несколькими годами ранее заменили стальные плужные лемехи на старые, деревянные. Они не так хорошо резали и позволяли оставить больше местного кустарника, который останавливал распространение песка.

Я успешно осваивался в Триполитании, но через шесть месяцев моя служба здесь была прервана по приказу главы военной администрации, бригадира Мориса Лаша, который хотел, чтобы я возглавил сторожевой отряд в Восточной провинции в одиноком оазисе под названием Хон — возможно, правильнее записывать его как «Хун», — расположенном на границе с Феццаном. Отряд прикрывал Сахару и им руководили итальянцы из форта с огромным гарнизоном, насчитывающим несколько тысяч человек. Наша администрация гордилась тем, что самого факта присутствия британского офицера хватало, чтобы навести там порядок.

Мой перевод из Западной провинции в Восточную включал в себя приятное путешествие через Триполитанию и Хон. По пути я уже не в первый раз посетил прекрасный город императора Антонина, Лептис, или Лепсис-Магна. Прямая мощёная дорога почти в милю длиной идёт от северной границы города к морю, а по обе стороны от неё возвышаются грандиозные здания с колоннадами и надписями, подаренные городу его берберскими покровителями. В одном из магазинов сохранилась мерка римского портного, в другом месте был огромный рыбный рынок. Другим интересным памятником древности была светская уборная под открытым небом, совсем как в Сабрате. Здесь горожане справляли нужду и обменивались утренними новостями. В марте, проезжая мимо развалин двух бордюров, украшенных парой крылатых ангелов, мы увидели прекрасную аллею, идущую вдоль главной улицы, затопленную, словно водопадами, волнами белого ракитника по обеим сторонам. В дальнем конце была дамба грандиозного порта, а на причале ещё сохранились швартовые тумбы.

Неподалёку от Лепсиса находился Злитен, красивый римский город, затенённый переплетающимися виноградными лозами, где итальянцы обнаружили мозаичный пол, изображающий охоту на диких зверей и битву гладиаторов: мужчина с сетью, ретиарий, выступал против воина с мечом.

В Мисурате, где был штаб провинции, я встретился с начальником, а потом направил свой грузовик сквозь пустынный каменистый пейзаж на юг, в оазис Хон.

Преодолеть эти двести пятьдесят километров было непросто: приходилось пробираться сквозь минное поле, границы которого были обозначены отрезком ржавой колючей проволоки, растянутой по земле. К счастью, я неплохо знал дорогу и даже однажды вызвался провести по ней ночью конвой.

Хон и сам был усеян минами — их оставили итальянцы, прежде чем эвакуироваться, — и жить здесь было довольно опасно, этот факт я однажды смог обернуть себе на пользу. Из штаба в Триполи пришло сообщение: они интересовались состоянием аэродрома. Какой-то высокопоставленный офицер пожелал нанести мне визит, несомненно, в сопровождении должного количества подчинённых, но я не хотел, чтобы меня беспокоили в моём убежище: я прекрасно справлялся с руководством без постороннего вмешательства. Я ответил телеграммой: «Аэродром Хона заминирован с трёх сторон, с четвёртой — кладбище». В принципе, это было близко к правде. Больше незваные гости мне не докучали.

Мне очень нравилась планировка города. Это был маленький аккуратный оазис. Мой дом и штаб располагались со стороны Феццана, в конце длинной улицы, усаженной по краям олеандрами. Я прекрасно жил там в одиночестве и без охраны, пока какой-то офицер в Триполи, не посоветовавшись со мной, решил, что меня должен охранять отряд полицейских. В первую ночь на посту недалеко от моего офиса стоял молодой полицейский из Триполитании — верх бдительности. Как-то раз я неожиданно вышел из офиса, и он выстрелил прямо в меня с расстояния двенадцати ярдов, но, по счастью, оказался плохим стрелком, и пуля просвистела у меня над плечом, не причинив вреда.