Она достала из кармана золотой ключик, на котором был выгравирован точно такой же двуглавый орел.
— Значит, ключик отсюда? — обрадовался Яшин. — Но что он открывает?
— Я знаю, что! Здесь на иконе есть только одна подходящая замочная скважина.
Яшин указал глазами на черный зияющий вход, изображенный на Спасской-Фроловской башне.
Лена кивнула, зачем-то перекрестилась и приложила ключик к поверхности иконы, там, где были изображены ворота Фроловской башни.
Сначала ничего не происходило, но через несколько секунд раздался громкий скрежет со стороны улицы.
Выйдя из музея на Красную площадь, они не поверили собственным глазам — часть стены у ворот Спасской башни отошла в сторону, открыв темный туннель.
— Ничего себе! — присвистнул Яшин.
— Надеюсь, ты захватил с собой фонарик, — с азартом воскликнула Лена и первая подошла к туннелю.
Град Москов. 1599 год
Где-то за Китайгородской стеной
— Одолень-трава, одолей всех лихих людей, всех злых гостей, защити от врагов-супостатов, от мыслей, поступков, от дел булатных. Забери черные мысли и черные дела, о одолень-трава, — нашептывала в горшочек с кипящим варевом ведьма Аргафена. — Слово мое сильное, слово мое цепкое, слово мое крепкое. Никто не снимет, никто не уберет. Злодеев одолень-трава покарает и убьет…
Аграфена помешивала деревянной ложкой варево и твердила волшебные слова, чтобы отрава ядовитая обладала еще большей силой и мощью.
Любопытная луна заглядывала в каморку ведьмы. Именно в ночь полнолуния подобные обряды обладают двойной повышенной силой.
Тут раздался громкий стук в дверь.
— Кого это принесло в ночь-полночь? — проворчала травница.
Однако клиентов не выбирают, значит, ночью старая колдунья Аграфена понадобилась.
Ремесло свое знахарское бабка знала на отлично, могла и хворь любую заговорить, и на тот свет супостата спровадить. А что? Все под одним небом ходим. Часто по ночам звали ее и в роли повитухи, принять дите, помочь роженице — со всей Москвы приходили немощные в каморку колдуньи. Редко кому отказывала Аграфена, но сейчас сердце сжалось у старухи в нехорошем предчувствии. Открывать не хотелось.
— А ну, открывай, старая ведьма! Чего ты там медлишь?! — Дверь угрожающе зашаталась, а после и вовсе слетела с петель.
На пороге стоял почти седой старик с хитрыми бегающими глазками и два дюжих молодца, одинаковых с лица, которые и сломали хлипкую дверь.
— Чего безобразничаете? Чего надобно? — набычилась Аграфена.
— А что не открываешь, ведьма? Сколько стучать надо? — злобно прищурился старик.
— А ночью, мил-человек, я не открываю. До утра ждите! — подбоченилась травница. — Ночь-полночь на дворе!
— Я тут сам выбираю, когда мне в гости приходить! — довольно хрюкнул старикан. — Ты не знаешь, кто я?
— Да как не знать, Захар, Якова сын. Кто ж в Москве тебя и твоего хозяина князя Мстиславского не знает? Что от меня надобно?
Без приглашения Захар уселся за дубовый стол, с презрительной гримасой рассматривая комнату.
— Бедновато живешь, хозяйка, — неопределенно хмыкнул он.
— Мне на все хватает, или ты с деньгами решил помочь? — спросила травница.
— Я, Аграфена, душа моя, как помочь, так и покарать легко могу!
Он кивнул своим дюжим молодцам, чтоб те остались за порогом. Негоже подслушивать и подглядывать в таком деле!
— Неужели князь твой Мстиславский занемог? Али в постели падучая напала и нужно перед девками дворовыми не осрамиться? — заулыбалась Аграфена.
— Ты так не шути, старая! А не то я тебя… — подскочил со скамьи Захар.
— А ты меня не пугай, давно пуганая… Не впервой из царских палат ко мне люди обращаются. Пришел, говори, чего надо… Некогда мне с тобой препираться, — Аграфена повернулась к гостю спиной и продолжила помешивать варево в горшочке.
— Я тебя, душа моя, не пугаю, а предупреждаю, что шутить с нами не надо! Я пришел к тебе не просто так, лясы точить. Скажешь мне правду — получишь кошель золота, а обманешь, старая, то несдобровать тебе! — поднял морщинистый кулак Захар.
Аграфена молчала, неспешно помешивая варево.
— Так вот, вчера на зорьке заходила к тебе боярыня Харитонова Настасья Ивановна. Не хмурься, я знаю, что она была у тебя! Так вот, ведьма, скажи, что ей надобно было от тебя! Зачем она приходила? Только не вздумай обмануть!
— Боярыня Харитонова. Да, была такая, была. Помню, — лицо колдуньи разгладилось.
— Ну, и че она хотела? — Захар снова привстал со скамьи.
— Дык, дела женские у нее болючие, вот травки просила боли заговорить. Я ей дала — мне не жалко, — пожала плечами Аграфена.
— Врешь, плутовка. Не та девица Настасья, чтоб к ведьме из-за женских хворей бегать! Врешь ты все! Я за их семейкой уже долго присматриваю, задумала Настасья чего-то! И ты мне сейчас все скажешь! — Захар кликнул молодцев-прислужников.
— Не хочешь — не верь! Но больше ничего тебе не скажу! — ухмыльнулась ведьма.
— Ну, не хочешь по-хорошему — твое право! Потолкуй с ней, Семен! — кивнул старик своему слуге.
Рыжий здоровенный детина протянул длинную волосатую руку к старухе, но он не ожидал, что варево одолень-травы было уже готово. Кипящий горшочек обрушился на его дурную голову.
Он заорал нечеловечьим голосом, ошпарившись кипятком. Второй молодец кинулся к ведьме, но той уже и след простыл. На том месте, где секунду назад стояла травница, теперь лежал опрокинутый горшок, растрескавшийся об дубовую голову его дружка, и лужица светло-зеленой водицы.
Москва. Наши дни
Где-то под Красной площадью
Конечно, фонарика, настоящего фонарика, под рукой не оказалось, но телефонный фонарик освещал все вокруг вполне достаточно.
Лена за руку со следователем Яшиным прошли по туннелю с низким сводом, который вывел их к спускающейся вниз крутой и узкой винтовой лестнице с неровными и пыльными каменными ступенями.
— Представь себе, по этим ступенями не спускались уже сотни лет, — шепотом сказала Лена.
Говорить громко в древнем туннеле Синицкой казалось чуть ли не святотатством.
— Ну, пойдем? — Лена потянула Яшина за руку к ступеням.
— Подожди, ты уверена? Я думаю, надо оставить хоть какое-то сообщение, что мы здесь. Если что-то случится, нас найдут и спасут, — уверенно сказал следователь.