Теперь всё могло перемениться.
Адмирал Джеллико, взбешенный тем, что цеппелины Кайзерлихмарине раз за разом отслеживают перемещения кораблей флота Его Величества, потребовал преподать наглым воздухоплавателям внятный и жёсткий урок. Так что на этот раз, линейные махины, выполнявшие плановый переход с одной базы на другую, играли несвойственную им роль приманки. Глупым, жадным хищником должен был стать цеппелин германского военно-морского флота L-32, а «Импрессу» предстояло сыграть роль охотника, притаившегося в засаде.
Приманка готова, зверь пошел в западню, и терпеливые загонщики дали, наконец, сигнал прятавшемуся далеко за горизонтом стрелку.
Подчиняясь торопливому миганию ратьера, «Импресс» и два эсминца, следовавших в охранении, выполнили неоднократно уже отработанный маневр. Авиатранспорт развернулся лагом к волне, эсминцы в свою очередь, заняли позицию выше по ветру, прикрывая неповоротливую тушу бывшего парома от североморских шквалов. Заверещала лебедка, и грузовая стрела, подхватив с палубы хрупкую этажерку гидроплана, бережно опустила её в воду, с подветренной стороны. «Шорт» качнулся, осел на хвостовой поплавок, а запрыгнувший с подошедшего ялика матрос уже ловко отцеплял грузовые концы.
– Готово, сэр!
Лейтенант Уилбур Инглишби перепрыгнул на гидроплан. Забрался в кабину, привычно обежал взглядом приборную доску – на что тут смотреть, три-четыре циферблата да водомерная трубка указателя топлива – и пристегнул ремни.
– Давай, Стэнни!
Механик, стоящий на поплавке, натужно крутанул пропеллер, и торопливо спрыгнул в шлюпку. Стадевяностапятисильный «Санбим», плюнув голубоватым, воняющим касторкой дымом, завелся, огласив просторы Северного моря несолидным мотоциклетным треском. Гидроплан развернулся и, подпрыгивая на коротких волнах, пошел на взлет.
На цеппелине не сразу заметили опасность. Можно смело сказать, что её и вовсе прозевали – никто не ожидал здесь, в открытом море, атаки аэропланов противника. Такого просто никогда ещё не случалось, и капитан корабля не беспокоился о воздушной угрозе, сосредоточив внимание на смертельно опасной игре с британскими дестроерами. У тяжёлых «Шпандау», стоящих на верхних площадках воздушного гиганта даже не было стрелков. Да и зачем, если ни один из сородичей L-32 не подвергался нападению истребителей в открытом море?
Впрочем, заходящий сейчас на цеппелин «Шорт-184» и не был истребителем. Неуклюжий, длиннокрылый трёхстоечный биплан, обезображенный нелепыми коробками поплавков, был построен как разведчик, и уже в ходе войны был переделан в торпедоносец корабельного базирования. А вот истребителем он отродясь не был. Стихия «Шортов» – морская разведка, корректировка артогня тяжёлых кораблей да первые, неуверенные торпедные атаки на вражеские суда. Но сейчас громоздкому, неуклюжему биплану предстояло выступить в иной роли.
Под длинными были подвешены четыре двадцатифунтовые «противодирижабельные» бомбы – это оружие уже не раз приносило успех сухопутным пилотам Королевского Воздушного Корпуса в борьбе с германскими цеппелинами. Нужно было всего лишь зайти вдоль корпуса воздушного корабля, желательно, с хвоста, и вовремя дёрнуть тросик бомбосбрасывателя.
Чему-чему, а бомбометанию по движущимся и маневрирующим судам пилоты гидропланов были обучены неплохо – сейчас в кабине «Шорта» сидел человек, которому уже удавалось попадать бомбами в идущие на предельных оборотах машин немецкие эсминцы, по сравнению с которыми корпус L-32 казался лёгкой целью. Единственной помехой могли стать стрелки на верхних площадках цеппелина, но они, поднятые по тревоге, только карабкались по узким дюралевым лесенкам к своим боевым постам.
Описав пологую дугу «Шорт» четко, как на учениях, зашел на цеппелин с кормы. Это самый выгодный ракурс для атаки – самолет, догоняя идущий на сорока узлах воздушный корабль, будет дольше находиться над его сигарообразным корпусом, а значит, можно точнее прицелиться и сбросить бомбы. Махина L-32 росла, и лейтенант уже видел бегущих по длинному верхнему мостику пулеметчиков. Они спотыкались в своих тяжелых меховых сапогах, их нещадно подталкивал в спины набегающий узлов поток воздуха, вынуждая то и дело хвататься за ниточки лееров, отделяющих их от ледяной бездны – и всё равно они не успевали. Добежать до турели, снять кожух, передёрнуть затвор, тяжёлого пулемёта способного разнести лёгкий аэроплан в щепки одной единственной очередью, развернуть ствол навстречу цели – на всё это нужно хотя бы двадцать секунд. Но пилоту «Шорта» хватило и десяти.
По фермам цеппелина прокатилась волна вибрации – капитан, нарушая все правила, пустил моторы «враздрай», пытаясь хоть чуть-чуть увести ось корабля с линии атаки гидроплана. Маневр опаснейший – хрупкий корпус мог не выдержать резко изменившихся нагрузок и разрушиться. Цеппелин, сотрясаемый приступами дрожи, начал медленно, с достоинством разворачиваться, но «Шорт» уже пронесся вдоль летучей сигары, обдавая бегущих – поздно, поздно! – пулеметчиков волной мотоциклетного треска и вонью горелой касторки.
Как только этажерчатый хвост L-32 скрылся под капотом «Шорта» лейтенант резко рванул на себя обтянутую кожей петлю тросика бомбосбрасывателя. Две двадцатифунтовые бомбы сорвалась с подвески. Одна пролетела мимо, зато другая ударила в корпус цеппелина где-то посредине – там, где и рассчитывал лихой пилот. Далее всё должно было произойти так, как не раз уже случалось с кайзеровскими цеппелинами: бомбе прошьёт лёгкую оболочку, вспорет остроконечным носом бок емкости с водородом и лопнет уже внутри, следуя за взрывателем, выставленным на пятисекундное замедление. Гидроплан пологим виражом ушел влево, и пилот выкрутил назад шею, обмотанную белым шёлковым шарфом – полюбоваться на вспухающий огненным пузырем бок воздушного корабля.
Но не тут-то было.
Корпус цеппелина – вообще-то их называют аппаратами жёсткого типа – подобно корпусу морского судна, состоит из множества ажурных колец-шпангоутов и продольных ниточек-стрингеров, поверх которых натянуто полотно оболочки. Жёсткость этой кружевной металлической конструкции придают многочисленные тросовые растяжки, а под оболочкой скрывается то, что сообщает воздушному кораблю подъёмную силу: огромные мешки из материала, называемого «бодрюш» – особым образом обработанных коровьих кишок. Наполнены эти мешки были лёгким газом – водородом.
И вот, по воле судьбы, выступившей в очередной раз в обличье простой статистической вероятности, бомба, сброшенная британским гидропланом, попала не в мягкое полотно, а в один из скрытых под тонкой тканью шпангоутов.
В иной ситуации это не имело бы значения: бомба, имевшая форму остроконечной винтовочной пули, должна была с лёгкостью смять тонкий металл, распороть оболочку и сделать-таки свое чёрное дело. Но сейчас сыграли свою роль те несколько градусов, на которые немецкий капитан успел повернуть воздушный корабль. В результате бомба ударила вскользь и срикошетила в сторону, разорвавшись на безопасном расстоянии.
Английский пилот не видел, как бомба мячиком отскочила от округлого бока дирижабля. Но понял главное – атака не удалась, придётся повторить заход. Он ещё круче накренил гидроплан, намереваясь лечь на параллельный курс и виражом зайти воздушному короблю в корму. И тут ожили пулеметы – воздушные стрелки наконец-то заняли боевые посты.