– О, это остроумная шутка! – Алена покивала Натке. – Я оценила. Мы, Дельвиги, знаем толк в фигурах речи и изящной словесности. Наш знаменитый предок…
– А вы принадлежите к потомкам того самого Дельвига?
– Это фамилия моего мужа, – несколько скисла Алена.
– А он тоже поэт?
– Нет, он инвестор, и успешный… А вы знаете, что из лицейских поэтов именно Дельвиг был первым, кто стал печататься в журналах? Он, а не Пушкин. Думаю, это фамильная черта Дельвигов – успевать раньше других, – Алена подмигнула Натке и безмолвным кивком отпустила девушку, которая принесла им кофе.
– Спасибо, – сказала Натка в спину уходящей официантке. – Так о чем вы хотели поговорить?
– О вашем мальчике, – Алена пригубила свой напиток и покривилась. – Мята несвежая… Так вот, о чем я? Если помните, Яна Арнольдовна еще на первом собрании предупреждала, что ей понадобятся анкеты на всех учеников класса с контактными данными и полной информацией о ребенке. Думаю, вы понимаете, что учитель должен знать о каждом ребенке все, ведь любой пробел может обернуться проблемой. К примеру, у одного из мальчиков непереносимость лактозы, и это нужно учитывать при заказе питания, ему будут давать кокосовое молоко вместо, как вы выразились, «обыкновенного человеческого».
– У моего сына нет никакой пищевой аллергии и ограничений по питанию.
– Да-да, я знаю, на днях он приносил в класс какие-то цветочки и предлагал всем пробовать, какие они сладенькие, – усмехнулась фрау Дельвиг.
– Клевер, наверное, – Натка против воли покраснела.
Может, капризуля-выпендрежница думает, что Сенька недоедает? Ее мальчик так голоден, что питается подножным кормом?
– Мы в детстве называли эти цветочки «кашками». Они действительно сладкие, их надо сосать…
– Спасибо, не нужно интимных подробностей, – неприятно засмеялась Алена – пошутила, так сказать, показала, что тоже знает толк в изящной словесности. – Я, собственно, хотела обратить ваше внимание на то, что вы заполнили анкету невнимательно, целый ряд вопросов оставили без ответов. А это важные вопросы…
– Какие же? – Натка отхлебнула капучино – вкусный! – и поставила чашку на блюдце, постаравшись не звякнуть: спокойствие, только спокойствие…
– Ну, например, вы ничего не написали об отце Арсения. Кто он? Чем занимается?
– Чем угодно, только не воспитанием моего ребенка, – Натка особо акцентировала местоимение. – Отец Арсения не играет никакой роли в его жизни и поэтому недостоин упоминания в таком важном документе, как анкета первоклассника, – тут она улыбнулась – мол, шутка! – но довольно прохладно.
– Понимаю, – Алена Дельвиг окинула собеседницу оценивающим взглядом. – У Дельвига, кстати, было три незамужних сестры, и он им всем помогал… А вам кто?
– У меня тоже есть заботливые родственники и верные друзья.
– Тогда, может быть, вместо отца ребенка вы запишете в анкету этих родственников? Чем они занимаются?
– Моя сестра – судья… Слушайте, а зачем вам это нужно? – Натка рассердилась.
– Ну как же! Ведь формируется круг!
– Какой еще круг? – Натка дернулась и толкнула стол. На салфетке под чашкой образовался кружок от пролитого кофе.
– Вы, я вижу, не понимаете, – Алена Дельвиг вздохнула. – А ведь наши дети сейчас – совсем как лицеисты в Царском Селе…
– Не понимаю.
– Бывает, – кажется, фрау ей уже хамила. – В таком случае имеет смысл довериться людям понимающим…
– Вам, что ли? – хамство оказалось заразительным.
– И нам, – Алена снова пригубила свой напиток, поморщилась, поставила бокал и полезла в сумку, горделиво занимающую отдельное место.
Заслуженно: одна эта сумка стоило больше, чем половина мебели в кафе.
Алена достала листок, исписанный собственным Наткиным почерком, и положила его на стол:
– Давайте договоримся, что вы постараетесь устранить пробелы в анкете, насколько вам по силам это сделать. Хорошо?
Натка молча взяла листок. Рука ее вздрагивала. Бумажку хотелось скомкать и бросить в ухоженное лицо улыбающейся фрау.
– Заполненную анкету отсканируйте, пожалуйста, и пришлите Яне Арнольдовне на почту, она указана в чате. До свиданья! – Алена Дельвиг встала, бросила на стол нарочно смятую купюру и простучала каблучками к выходу.
– До новых неприятных встреч, – мрачно пробормотала Натка и попросила у официантки ручку.
Круг, значит, у них формируется?
Ну, пусть будет круг. Они с Сенькой не сдадутся и плотно в нем окопаются.
Как там было у Пушкина, друга того самого Дельвига, которого угораздило оказаться пра-прадедом инвестора?
«Отечество нам Царское Село»…
Октябрь
– Наталья, на минуточку!
Натка остановилась и завертела головой, определяя источник зова.
Вдоль красивого школьного забора, очень похожего на ограду Летнего сада в Питере, тянулся длинный ряд дорогих автомобилей. Преимущественно темного цвета, здоровенных, зверовидных каких-то. Уткнувшись мордами в водосточную канавку по краю выложенного плиткой тротуара, они комично напоминали бегемотов и слонов на водопое. Зверюги беспокойно возились, ерзали, хлопали дверцами и рычали движками – отъезжали, забрав закончивших занятия детей.
– Наталья!
Из темно-синего «Лексуса» выглянула хорошенькая блондинка.
– Это мама Витальки Лозинского, – подсказал Натке Сенька, выкручивая свое запястье из ее кулака. – Я сам домой пойду, ладно? Ключи у меня есть. Неохота бабский треп ваш слушать.
– Бабский треп? Это кто тебя научил так разговаривать? – опешила Натка.
– Ой, да ладно, а то я не знаю, как девчонки болтают, – Сенька с независимым видом поправил лямки ранца. – Сцепятся языками – и ля-ля-ля, ля-ля-ля… Все, я пошел.
Он дернул плечами, заставив ранец подпрыгнуть, и сам заскакал, заторопился прочь от остолбеневшей Натки.
– Фу-ты, ну-ты, – пробормотала она, провожая сына взглядом. С виду маленький джентльмен, а разговаривает, как… Как старший лейтенант Таганцев, когда тот не пытается изображать галантность! – Чему вас только в школе учат? Мужскому шовинизму?
– Наталья! – вновь настойчиво позвала ее мама Витальки Лозовского.
Или Лозинского? Ну, какого-то там Витальки.
– Да? – Натка неохотно приблизилась к синему бегемоту.
– Хотела предложить подвезти, но вижу, ваш мальчик уже пошел пешком. Вы тут рядом живете? Повезло, нам через полгорода ехать, – затарахтела мама Витальки Какого-то. – А вы меня не узнали? Я Аня Лозинская.
Прав был Сенька, мрачно подумала Натка, ля-ля-ля и ля-ля-ля!