История нравов. Буржуазный век - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Фукс cтр.№ 90

Достигнуть элегантности и рафинированности сестер Баррисон еще не было дано канкану 1860-х. Потому их пляска и произвела сенсацию. Ни один другой танец не действовал в такой степени на мужскую чувственность, как эта новая разновидность канкана. То было за последнее время самым смелым публичным встряхиванием мужской чувственности, и, чтобы испытать и насладиться этой встряской, люди массами посещали спектакли сестер Баррисон, брали с боя места, а богатые тунеядцы добивались не менее безумно личной благосклонности танцовщиц. Впрочем, первоначальная форма канкана никогда окончательно не вымирала: в Париже его постоянно танцевали и танцуют в таких учреждениях, как «Мулен руж», «Мулен ля галет» и др.

Если танцы, придуманные в последние десятилетия, и не имели такого бесспорного, распространившегося на весь мир, то есть весь мир возбуждавшего, успеха, какой выпал на долю канкана, то некоторые из них все же отличаются таким рафинированным эротическим недвусмыслием и потому таким сводническим характером, какие трудно представить себе даже воображению, насквозь насыщенному подобными представлениями. Это занесенный из Испании матчиш, вывезенный из Америки кекуок, танец апашей, подаренный миру Францией, и, наконец, немецкие варианты этих танцев, известных под названием шибертанц (Schiebertänze). Все они очень скоро сделались весьма популярными во всех слоях и пользуются этой популярностью до известной степени еще и теперь.

Если кекуок и танец апашей воздействуют благодаря соединению грубости и дикости, то немецкий шибертанц — благодаря своим доходящим до последней границы эротико-порнографическим трюкам. По самому своему существу каждый танец носит, что необходимо постоянно подчеркивать, эротический характер, так как он изображает символически взаимное ухаживание полов, а порой и самый половой акт. Если эта последняя сторона во всех остальных танцах завуалирована, то в шибертанц она выступает совершенно открыто. Они в сущности не что иное, как возможно более точное воспроизведение в форме плясового ритма движений при половом акте. Трудно представить себе более порнографическую форму танца. И потому чрезвычайно важно снова и снова подчеркивать, что популярность этих танцев распространяется не только на танцзалы предместий, где танцует простонародье, но и на самые изысканные учреждения жуирующего богатого света, что эти танцы не только танцевались с величайшим упоением в домах высших слоев буржуазии, но и теперь еще там в моде… Ибо перед дверью частных квартир кончается власть полиции. Из публичных помещений для танцев полиция могла устранить угрозой наказания наиболее порнографические формы канкана, как недавно это имело место в Берлине, в частном же салоне ей не место, и потому здесь никто и не обращает внимания на ее запреты.

В связи с развитием танцев необходимо сказать несколько слов также о некоторых публичных празднествах, так как их апогеем считается всегда именно танец. Речь идет о балах, сезон которых обыкновенно совпадает с зимой и которые часто бывают связаны с карнавалом.

Только в некоторых немногих городах — в Германии преимущественно в Рейнской провинции, в Кельне, Майнце и Дюссельдорфе, а кроме того, еще в Мюнхене — карнавал происходит еще на улице, да и в этих городах только незначительная его часть, а именно самая Масленица. Главный праздник и в данном случае перенесен в закрытые помещения, где балы и карнавальное веселье царят не только несколько дней, но и — обыкновенно — многие недели. Тем не менее необходимо прежде всего упомянуть об уличном веселье карнавала. Оно и в настоящее время не отличается особенным благородством.

Это в сущности вымученное веселье, пользующееся ради возбуждения весьма банальными, а подчас и грубыми средствами. Веселье и радость сказываются главным образом в диком шуме и нелепых выходках. Апогеем удовольствия становится обычно приставание без разбора ко всем девушкам и женщинам, обоюдные поцелуи, дерзкие и циничные жесты. Женщина, выражающая протест, объявляется дурой, портящей праздник. А с наступлением темноты эта уличная жизнь переходит всегда в дикую и отвратительную оргию, переносящуюся постепенно с улицы в разные учреждения, где можно позволить себе гораздо больше, так как противящаяся женщина уже не может уйти, а в сутолоке так легко скрыть самые грубые жесты.

Часто указывалось на необходимость облагородить именно эти формы карнавала. В этом направлении даже делались попытки. Все они имели очень мало успеха. И так будет продолжаться до тех пор, пока масса будет жить в политической и социальной несвободе и потому усматривать в таких праздниках единственную данную ей в виде уступки возможность беспрепятственного проявления своей жажды удовольствия. Только когда исчезнет эта социальная и политическая несвобода, можно будет надеяться на возникновение более благородных форм праздничного веселья. Ибо только таким образом может расшириться вообще горизонт массы, а это необходимая предпосылка как для того, чтобы публичное эротическое наслаждение облекалось в более высокие формы, так и для того, чтобы это последнее уже не становилось в центре общественных развлечений.

Там, где налицо политически просвещенная масса, праздники в самом деле носят гораздо более пристойный характер.

Во время праздников организованного пролетариата таких диких оргий никогда и не бывает.

Во всех таких случаях, особенно на публичных балах, очень видную роль играет проститутка. И, однако, ведет она себя уже иначе, чем в эпоху Ренессанса. В настоящее время проститутка более сдержанна, менее экстравагантна, чем даже порядочная дама. Кокотки ведут себя на публичных балах всегда приличнее последних, и потому балы кокоток относятся к числу наиболее приличных балов сезона. Когда танцует и флиртует шикарная кокотка, зрителям всегда удается, конечно, увидеть многое, но не столько, сколько они иногда увидят в приличном обществе. Это отличие станет понятным, если принять во внимание разные цели, преследуемые в таких случаях порядочной дамой и кокоткой.

Для многих дам из общества бал — удобнейший, а часто и единственный случай от души повеселиться, отдаться во власть затаенных порывов, позволить расцеловать себя и т. д. Бальная свобода разрешает ей все это. Порядочная дама хочет и должна использовать именно этот случай. Это и приводит к пресловутым характерным сценам, имеющим место на балах-маскарадах и благотворительных балах в Мюнхене, на аналогичных увеселительных вечерах в Берлине, на балах парижских художников и т. д.

В совершенно ином положении находится кокотка. У нее уже нет потребности быть «ощупанной» мужчинами, для нее бал не более как удобный случай завязать дело, которое все равно будет реализовано лишь после бала. Ей поэтому не к спеху. А флирт как самоцель ее вообще не интересует. Вот почему в этих особых случаях кокотки и ведут себя приличнее дам.

До какой смелости доходят порой и в настоящее время праздники и балы-маскарады, устраиваемые художниками, доказывают классическим образом балы Quat’s arts парижских художников Монмартра. На этих празднествах дамы обычно щеголяют почти полным отсутствием костюма. Считается совершенно естественным, чтобы красивая грудь и красивые ноги не скрывались. Бывали и случаи, что особо красивые дамы появлялись совсем обнаженными. Впрочем, они не были, конечно, совсем голыми, «этого бы они постыдились». На одном процессе, вызванном таким балом, одна дама серьезнейшим образом заявила, что она была вовсе не голой, так как повыше правого колена на ней была кокетливая лента шириной в три сантиметра, а на пальцах ноги — золотые кольца. «Можно ли при таких условиях говорить о наготе?» Можно возразить, что большинство этих дам, блиставших отсутствием костюма, были натурщицами, и, однако, среди них были и законные жены художников, а зрителем на этих балах бывает весь богатый праздный Париж, смотрящий на танцы из лож, куда потом устремляются и все участники.