Гамильтон так уставился на Элизабет, словно она сказала какую-то непристойность. Марш поерзал на стуле.
– И через какое-то время Ченнинг обнаружили в подвале заброшенного жилого дома на Пенелоуп-стрит.
– Да.
– Как бы вы описали этот район?
– Гадюшник.
– Опасный?
– Да, недавно там было несколько перестрелок.
– А убийств?
– Тоже было дело.
Марш подался вперед.
– Почему вы зашли в этот дом в одиночку? Где на тот момент находился ваш напарник?
– Я уже это объясняла.
– Объясните еще раз.
– Было уже поздно. Мы занимались поисками Ченнинг Шоур с пяти утра. Очень устали. Бекетт поехал домой принять душ и немного поспать. Я решила выпить кофе и перехватить чего-нибудь в закусочной для автомобилистов. Мы договорились встретиться снова в пять на следующее утро.
– Продолжайте.
– Я получила по радио вызов от диспетчера – меня попросили проверить сообщение о какой-то подозрительной деятельности в заброшенном доме на Пенелоуп-стрит. В сообщении отмечалось, что в подвале что-то происходит, вроде как слышны крики. В другой ситуации я не стала бы принимать такой вызов, но ночка выдалась тяжкая. Наши буквально разрывались на части.
– Как это, разрывались на части?
– В тот день закрылась аккумуляторная фабрика – город потерял три сотни рабочих мест, хотя ему и трех-то терять не по карману. Начался бунт. Жгли машины. Народ рассвирепел. Полиции пришлось распылять ресурсы.
– Где находился в тот момент детектив Бекетт?
– Он человек женатый, у него дети. Ему нужно было время.
– Итак, вы отправились совсем одна в опасный район, а потом – в дом, из которого, согласно сообщению диспетчера, слышались крики?
– Совершенно верно.
– И не вызвали подкрепление?
– Нет.
– Это нормальный порядок действий?
– Так и день был не совсем нормальный.
Марш побарабанил пальцами по столу.
– Вы выпивали?
– Этот вопрос оскорбителен.
Марш двинул по столу листок бумаги.
– Вот рапорт о происшествии, составленный вашим непосредственным начальником. – Он бросил взгляд на Дайера. – Тут говорится, что после стрельбы вы были дезориентированы. Временами вообще ни на что не реагировали.
Элизабет на секунду будто вновь перенеслась в тот момент, о котором шла речь. Она сидит на бордюре возле заброшенного дома. Ченнинг уже поместили в «скорую», закутанную в одеяло, в полном ступоре. Руки Дайера лежат на плечах Элизабет. «Ну поговори со мной, – повторяет он. – Ну Лиз!» Его глаза то проявляются, то исчезают опять. «Господи, – произносит он, – да что же тут такое творится?!»
– Я не выпивала. И не была выпивши.
Марш откинулся на спинку, внимательно изучая ее лицо.
– У вас вообще слабость к детям и подросткам.
– Это вопрос?
– Особенно к тем, которые беспомощны и которых каким-то образом обижают. Это отражено в вашем личном деле. Люди в управлении в курсе. Вы очень остро реагируете, когда молодежь попадает в беду. Конфликтуете с властями, часто прибегаете к силе. – Марш подался вперед. – Чувствуете какую-то связь с теми, кто мал, юн и не способен постоять за себя.
– А разве это не законная часть нашей работы?
– Только когда это не входит в противоречие с работой. – Марш открыл еще одну папку и принялся раскидывать по столу фотографии трупов. Фото были глянцевые, полноцветные. Непосредственно с места происшествия. Из морга. Они веером разлеглись по столу, словно игральные карты: кровь, пустые глаза и раскрошенные кости. – Вы вошли совсем одна в заброшенный дом…
Говоря, он перебирал снимки.
– Электричества не было. Сообщения о криках. Вы вошли в подвал совершенно одна.
Он выравнивал фотографии по краю, пока они не выстроились в идеальную линию.
– Вы что-нибудь слышали?
Элизабет только сглотнула.
– Детектив Блэк? Вы что-нибудь слышали?
– Капала вода. Крысы копошились в стенах.
– Крысы?
– Да.
– Что еще?
– Ченнинг плакала.
– Вы видели ее?
Элизабет моргнула, и воспоминания разом размылись во что-то мутное.
– Она была во второй комнате.
– Опишите это помещение.
– Бетон. Низкие потолки. Матрас в углу.
– Там было темно?
– На ящике горела свечка. Красная.
Элизабет прикрыла глаза и сразу как наяву увидела эту сцену: потеки воска и мерцающий свет, коридоры, двери и скрывающиеся во тьме углы. Все такое же реальное, как в ее снах, но в основном она слышала голос девушки, обрывки слов и молитвы – то, как та умоляла Господа помочь ей, ну пожалуйста!
– Где находились в тот момент братья Монро?
– Не знаю. – Элизабет откашлялась. – Там были и другие помещения.
– А ребенок? – Марш подтолкнул вперед одну из фотографий. На ней был изображен матрас с брошенным на него мотком проволоки. Элизабет опять заморгала, но комната вокруг нее оставалась размытой. Только фотография была в фокусе. Матрас. Воспоминания. – В каком состоянии была Ченнинг?
– В каком? Думаю, сами можете представить.
– Испугана, естественно. – Он ткнул пальцем в матрас на фотографии. – Привязана к матрасу проволокой. Обнаженная. Одна.
Марш убрал снимок, потом прикоснулся к двум другим, изображающим мертвых людей – тела причудливо изогнуты, изломаны, раскрошены пулями.
– Вот эти интересуют меня больше всего. – Он придвинул снимки поближе к ней. – В особенности места попадания пуль. – Марш коснулся сначала одного изображенного на фото человека, а потом другого. – Оба колена прострелены. – Вперед двинулся увеличенный снимок раздробленных коленей. – Многочисленные попадания в пах. И опять-таки у обоих.
Очередной увеличенный снимок ширкнул по столу – фото, сделанное в ходе вскрытия, жестокое и яркое.
– Вы пытали этих людей, детектив Блэк?
По лакированному дереву скользнула еще одна фотография.
– Титус Монро. Прострелены оба колена и оба локтевых сустава.
– Не намеренно.
– Но весьма болезненно. Хотя и не смертельно.
Элизабет сглотнула, ощущая, как кружится голова. Марш это заметил.
– Прошу вас посмотреть на каждую из фотографий.
– Я их уже видела.
– Это не случайные повреждения, детектив.