Она родная - читать онлайн книгу. Автор: Евгения Мэйз cтр.№ 74

— Начинаю подумывать над этим. Не знала, что дурацкий юмор заразен.

— Прекрати ворчать. Тебе не идет.

— Как все прошло?

Она забирает из его рук портфель, цепляет за ручку на вешалку.

— Ты все испортила своим встревоженным взглядом. Я хотел начать со слов, что все плохо и тебе пора готовить передачки, белье для первых свиданий в тюрьме, но волновать тебя и дальше мне не позволила совесть.

На последних словах Кастер принюхивается и бросает на нее очень довольный взгляд.

— Я вижу ты ждала нас! Пахнет просто замечательно, а я голоден словно тысяча волков.

Он снимает верхнюю одежду, перед этим вынимая из карманов телефон, кладет его на тумбочку, бросая взгляд на лежащий на ней прямоугольный листок бумаги. Название банка, размашистая подпись, приятные взгляду цифры.

— Это что такое? — Тицид наконец целует ее в щеку, прижимая к себе. — Пока Алекса нет можно!

— Кастер! — ее возмущению нет предела.

Кастер ничего такого не сделал, но ему не обязательно считаться с Пэйном.

— Мы не вместе.

— Окей! — его левая рука ложится ей на бедро и притягивает к своему, тогда как правая подбирает сложенный чек от Баркера. — Компенсация? Неплохо.

Кэш убирает его руку. Друг хмыкает в ответ на это. Он хочет что-то показать ей, пусть и таким возмутительным образом.

— Это подарок по случаю отъезда. Мистер Баркер оказался щедр на прощальные знаки внимания.

Одна из замечательных черт его характера — не тыкать в правду с размаху, если это не дело, а подводить и дать поразмыслить самостоятельно.

— Интересно! А ты собралась уезжать?

— Почти! Сейчас покажу тебе…

Кэш не успевает ответить ему, вздрогнув от громкого стука в дверь. В нее словно кулаком молотят. Внутри нее все как-то очень приятно сжимается в предвкушении.

— Звонка для него не существует!

Алекс блестит в ее сторону темными омутами глаз.

— Привет!

Он мокрый от огромных хлопьев снега, что едва соприкоснушись с чем-либо превращаются в миниатюрные лужи или в липкие комья грязи. Он отдает ей куртку и сбрасывает ботинки на крыльце, вваливается во внутрь, но Кэш отступает, не желая быть так близко к нему. Он прошлый раз обнимал ее и был так нежен, что она чуть было не потерялась от этого.

— Иди сюда!..

— Лучше ты к нам! Есть хочешь?

— Флагер! Давай сюда! Не для меня она так старалась, ох, не для меня!

Кэш делает вид, что не слышит подтрунивания друга. Она накормит их обоих ужином, а потом обязательно придумает, как спровадить отсюда этого женишка. Взгляд Алекса мало-помалу смягчается. Он оглядывает ее с каким-то не то удовлетворением, не то одобрением, не то с ревностью. Кэш улыбается и сердится от этих мыслей.

— Нам еще надо поговорить!

— Конечно, — Кэш тянет губы в милой улыбке. — Но давай сначала ужин?

— В этот раз без перца?

— Если только самую малость. Для вкуса.

Она набрасывает куртку на напольную вешалку и отбегает к кухне, заглядывая вовнутрь: Тицид стоит возле печи и взирает на несколько кастрюль с уже открытыми крышками, переводя взгляд с одной на другую. Вид у него счастливый и несчастный одновременно.

— Я сейчас помогу тебе.

— Не надо! — резко, но беззлобно отвечает ей Тицид. — Здесь мне помощь не нужна!

— Тогда в чем дело…

В следующую секунду она подпрыгивает от другого грозного оклика, не менее голодного, но отчего-то сильно разозлившегося мужчины.

— Это что?!

Кэш не понимает в чем дело. Она смотрит на напряженного Алекса. Он вышел из себя в считанные секунды и слыханное дело стал орать на нее. Впервые! Вот так!

— Брэд…

— Ты взяла это?! Это?! Я тебя спрашиваю на кой черт? Что ты пообещала ему?!

— Отдай! Ты!..

Он ткнул ей в лицо чеком, выданным Баркером, но не дал его выхватить, тут же отпуская руку.

— Ты права не имеешь, — кажется, что от волнения она начала заикаться, — так разговаривать со…

— Имею! Поверь у меня есть на это полное право! Что ты собралась сделать?

Алекс уже в который раз повторил этот вопрос, а Кэш так и не ответила ему, поразившись, но правильнее сказать, находясь в шоке от силы прозвучавших в его голосе эмоций. Она слышала бессилие, боль и ярость. Ее заворожило рвущееся из него негодование.

— Алекс…

— Теперь я Алекс! — рявкает он, — Ты уж определись!

Кэш натыкается на мебель, роняет на пол какие-то вещи, но продолжает “исследовать” холл и гостиную, спотыкаясь и пятясь от него. Только бы он не добрался до нее! Кастер не спешит ни вмешиваться, ни защищать ее и судя по гремящим тарелкам вовсю наслаждается ужином на маленькой кухне.

— Сам определись! Прекрати орать!..

— Что это будет?! Нет, погоди!.. Дай угадаю?!.. Ты вновь сбежишь и спрячешься на другом конце земли?!

Его рука врезалась справа от ее виска, засыпав плечо побелкой с потолка.

— Или отправишься искать поддержки у друзей?

— Что ты несешь?!

— Побежишь к Клейтону! Я спрашиваю, что это такое? Ответь мне! Сейчас же!..

Кэш оттолкнула его, вернее сказать — попыталась сделать это, упираясь ему грудь, зажмурилась от засыпающего их мусора. Ее подняло от его слов, больше похожих на обвинения!

— Проваливай! Командуй у себя дома! Своей невестой! Не смей мне орать на меня и обвинять в чем бы то ни было! Не в моем доме!

Ей стало больно от впившихся, зарывшихся в волосы пальцев, так что посыпались искры из глаз.

— Невестой, черт бы тебя побрал?! Невестой?!

— Отпусти меня! Психопат! Да, невестой!

Кэш захлебнулась, застонала от резкой и острой боли в прокушенной губе, от занывших рук, все еще сопротивляющихся, но плотно прижатых к крепкому мужскому телу.

— Я люблю тебя! Тебя! Пойми ты это! Тебя и никого другого!

Еще один стон вырвавшийся из женщины привел его в чувство, Алекс притянул ее к себе, целуя губы, сначала с прежним неистовством и злостью, словно этот жестокий поцелуй мог передать, что он чувствовал все это время пока она не приехала в Крейг и не заставила вспомнить все.

— Ты всегда в моих мыслях! — шептал он ей теперь уже между нежными и такими нежными прикосновениями губ, — С первого дня нашего знакомства! Я люблю и ненавижу тебя за это!

Алекс продолжал целовать ее запрокинутое к себе лицо, еще раз касался раненной, уже затянувшейся губы, касался ее носа своим, вновь целовал уголки губ. Он словно просил прощения за причиненную им боль.