– Ревность тут не причем, оставим ее болванам вроде наших
общих друзей, – поморщился отец, – Я просто недопонял тебя…
Не знаю, к какому компромиссу они пришли с отцом, но конь
остался в стойле, несмотря на проблемы с деньгами в семье, и мама вновь
улыбалась.
Мы с братом все больше стали проводить времени вместе. Хоть
нам было немного лет, но мы прекрасно понимали, что родители не любили друг
друга. Каждый переживал по-своему. Я ни с кем не общался, плохо ел и редко
выходил из комнаты. Я рисовал.
Алекс (или тогда еще Саша, как называла мама брата), совсем
от рук отбился. Он хулиганил, делал разные пакости и абсолютно перестал
учиться. Характер брата изменился не в лучшую сторону. Он стал говорить как
взрослый, делал жесты, движения, подобные тем, что делали старшие.
Родители пытались с нами поговорить, но я молчал, а брат
выстрелил из рогатки в любимую и очень дорогую вазу. Его наказали, но через два
часа он снова был в моей комнате, и мы снова говорили о родителях, и о том, как
нам жить дальше.
– У меня есть план, – говорил Саша.
– Какой? – Я на мгновение оторвался от рисования.
– Не скажу, – хихикнул он, – Но план хороший.
– Зачем тогда сказал, что у тебя есть план, если не хочешь
рассказывать, Саш?
– Ты не должен знать, это сюрприз, но после того как я
воплощу его в жизнь… – Саша потер руки, как будто мыл их, – родители полюбят
друг друга!
– Редиска, – сказал я, – Что от меня-то нужно?
– Ты должен сделать так, чтобы мы все в воскресенье вышли на
прогулку.
– Конную что ли?
– Нет, «плавательную»! – передразнил брат.
– А бывают такие «плавательные прогулки»?
– Вот поэтому тебе лучше не говорить о своем плане. Ты –
тупой!
– Я не тупой, – обиделся я, – Я не понял шутку…
Мне удалось. В следующее воскресенье мы все вышли на конную
прогулку. Саша изменился в этот день. Он был само добродушие, улыбался, шутил,
делал вещи как «нужно», а я молчал, не понимая какой у него план. Он ухаживал
за мамой как взрослый – подавал ей руку, подсказывал, как правильно нужно
садиться в седло, а я и родители только удивленно переглядывались.
– Вот оно, – говорил Саша, наблюдая, как мама скачет на
коне, – Мой план.
– Какой план? – спросил отец и посмотрел на меня. Я в ответ
только пожал плечами.
– Вы узнаете, любите друг друга или нет, – продолжал Саша, –
Но сначала будет больно.
– Кому больно? – Теперь отец смотрел то на меня, то на него.
– Маме. Я ослабил седло, – гордо сказал Саша, и все мы трое
посмотрели в сторону мамы. Она как раз перепрыгивала через барьер, но не
удержалась и упала, к ней уже бежали люди. Ее конь пытался встать, но у него не
получилось, все же он встал со второй попытки, но мама продолжала лежать на
земле.
Я никогда не видел такое лицо, каким оно стало в тот момент
у отца: – Какая же ты сволочь, Саша!
Он схватил брата за шиворот и поволок к ней. Я поплелся
следом. Вокруг собрались люди. Мама лежала в неестественной позе, словно кукла,
у которой были широко расставлены руки, с неправильно вывернутой шеей и распахнутыми
глазами, под ней растекалась красная жидкость.
Отец взял с земли плетку и стал бить брата. Он что-то
кричал, но я не запомнил слов. Я смотрел на скулящего на земле Сашу; маму, что
лежала тут же; и отца с белым, перекошенным от ярости лицом.
– Хватит! – это слово я запомнил навсегда, потому что закрыл
собой брата, и несколько ударов пришлись и мне, но отец не остановился, пока
мужчины не оттащили его от нас. Я помню, он сказал:
– Уберите от меня этих щенят или я забью их до смерти.
Через несколько дней отец уехал в Рим, а нас с братом
определили в закрытую школу для мальчиков. Больше отца мы не видели…
Вот такие воспоминания ворвались в мое сознание, когда я
лежал в комнате:
– Она похожа на маму, – сказал я Алексу.
– Кто? – Брат тоже задумался.
– Грыу. Очень похожа, внешне, – я отвернулся от него и
закрыл глаза. А может брат был прав и он никогда не простит наш поступок.
Глава 3
Я открыл глаза и посмотрел на зеркальный потолок, не люблю
зеркальные потолки. Пока просто лежу и гляжу в потолок. Думаю о том, что
обстановка комнаты меня, мягко говоря, напрягает. Минимализм, что может быть
хуже? Кровати похожие на расстеленные, на полу матрасы. Низкие шкафы и
тумбочки, кресла напоминающие мешки, брошенные на пол. Тут же ютиться кухонька
и прихожая одновременно.
Здесь как-то тесно, а мне по душе более просторные помещения.
Единственное, что мне нравиться в обстановке – это то, что пол стены, потолок,
мебель – все выполнено в коричнево-белой тональности. Мои любимые цвета. Мама
обожала белый, отец любил коричневый, а мне нравятся оба цвета. Они как две
противоположности, которые дополняют друг друга.
Итак, день начинается. Не в хорошем настроении, но это лучше
чем ничего. Как только я поднялся с кровати, меня слегка начало подташнивать,
может, оттого, что я в открытом космосе? Капитан корабля говорил, что сегодня
будут проводиться работы, связанные с гравитацией, может немного мутить и будет
болеть голова, но дело было не в этом. Какое-то дрянное чувство скреблось в
душе, словно сегодня – последний день, а потом пустота. Я отбросил неприятные
мысли подальше и решил, что во всем виновато отсутствие времени во вселенной,
на земле оно более заметно, потому что мы движемся, все движется вокруг нас.
Тут все иначе: движется только космический корабль под название «дракон – 11» и
ничего больше.
Надеваю спортивный костюм, набираю код комнаты и выхожу из
квартиры. Вы думаете, что я сейчас спущусь по лестнице и выйду на дорожку,
выложенную из брущатке, или направлюсь куда-нибудь вглубь сада. Вы ошибаетесь,
потому что я выхожу из квартиры и попадаю в следующее помещение. Его потолки
выше, коридоры шире, пол – не что иное, как железная решетка, из-под которой
виден следующий уровень этажа.
Я прибавляю шаг и медленно перехожу на бег. Здесь, среди
железных стен я чувствую себя увереннее, лучше, смелее – это мой дом. Холодная
обстановка, блестящие металлические стены и квадратные иллюминаторы во всю
стену – окна в открытый космос, из которых доходит мертвый свет звезд. Я
пробегаю мимо вращающихся винтов космического корабля, мимо планеты Сатурн,
сворачиваю на узкую дорожку, ведущую в каюту капитана, но не сюда лежит мой
путь. Я снова сворачиваю и спускаюсь по ступеням на нижние уровни. Бегу в
машинный отсек, тут ребята не такие чопорные, как люди на борту, команда здесь
проще. Они говорят мне просто слово «привет», и я бегу дальше. Туда, где бьется
железное сердце космического «дракона» – корабля. Чем ближе я к нему, тем
больше мне кажется, что мы идем с ним в одном ритме. Оно вращается – я бегу.
Оно стучит – я втягиваю ноздрями раскаленный воздух машинного отделения. Оно,
то замедляет бег, то вновь разгоняет детали с бешеной скоростью – я прибавляю
шаг, то замедляю. Мы становимся с ним одним целым, братьями, силой,
совершенством, соучастниками, хранителями скорости и возможно соперниками,
маленькими врагами, потому что никто из нас не хочет уступать. Машина работает
в своем бешеном темпе, но я не машина – я всего лишь человек, но я не привык
уступать, никогда.