Всадник без головы - читать онлайн книгу. Автор: Томас Майн Рид cтр.№ 98

— Какие факты? — спрашивает Сэм Мэнли. — Говори, Стумп.

— Их несколько. Прежде всего вы сами видите, что парень ранен. Я не говорю о царапинах. Это его потрепали койоты, почуяв, что он ранен. Но посмотрите на его колено. Это уж никак не работа койотов. Что ты думаешь по этому поводу, Сэм Мэнли?

— Это… Ребята думают, что это случилось во время схватки между ним и…

— Между ним и кем? — резко спрашивает Зеб.

— И человеком, который пропал.

— Да, таково наше мнение, — говорит один из «регулярников». — Мы все знаем, что Генри Пойндекстер не позволил бы себя убить, как теленка. Между ними была драка, и мустангер ударился коленом о камень. Вот оно и распухло. Кроме того, на лбу у него синяк — похоже, что от рукоятки револьвера. А откуда царапины, мы не знаем — может, от колючек или от когтей койотов, как ты говоришь. Этот дурак плел тут что-то о ягуаре, но нас не проведешь.

— О каком дураке ты говоришь? Об ирландце Фелиме? А где он?

— Удрал, спасая свою шкуру. Мы разыщем его, как только покончим с этим делом. Накинем на него петлю, и тогда он скажет правду.

— Если о ягуаре, то вы ничего нового не узнаете. Я сам видел эту тварь и едва поспел, чтобы спасти парня от его когтей. Но не в этом дело. Что еще рассказывал Фелим?

— Длинную историю про каких-то индейцев. Но кто этому поверит!

— Что же, он и мне рассказал то же самое. Все это похоже на правду. Он говорил, что они играли в карты. Вот смотрите, я нашел полную колоду в хижине на полу. Это испанские карты.

Зеб вытаскивает из кармана колоду карт и протягивает ее Сэму Мэнли. Карты оказываются мексиканскими, какие обычно употребляются для игры в монте: дамы на них изображены верхом, пики обозначаются мечом, а трефы — огромным молотом.

— Где это слыхано, чтобы команчи играли в карты? — раздался голос, который высмеял показания об индейцах. — Чушь!

— Чушь, по-твоему? — отзывается один из старых охотников, которому пришлось пробыть около года в плену у команчей. — Может быть, это и чушь, но тем не менее это правда. Не раз мне приходилось видеть, как они играли в карты на шкуре бизона вместо стола. Играли в это самое мексиканское монте, которому они, наверно, научились у своих пленников — их насчитывается до трех тысяч в разных племенах. Как бы то ни было, — заканчивает старик, — команчи играют в карты, это истинная правда.

Зеб Стумп рад этому заявлению — оно на пользу обвиняемому. Тот факт, что в окрестностях побывали индейцы, меняет дело. До сих пор все думали, что они разбойничают далеко от поселка.

— Конечно, это так, — подхватывает Зеб, используя этот аргумент, чтобы убедить присутствующих в необходимости отложить судебное разбирательство. — Здесь были индейцы или, во всяком случае, кто-то сильно на них похожий… Иосафат! Откуда это она скачет?

В это мгновение со стороны обрыва отчетливо доносился топот копыт. Для всех теперь ясно, почему Зеб прервал свою речь: вдоль обрыва во весь карьер мчится лошадь. Верхом на ней женщина — ее волосы развеваются, шляпа болтается за спиной на шнуре. Лошадь мчится таким бешеным галопом и так близко от края обрыва, словно всадница не может с ней справиться. Но нет. Судя по поведению всадницы, это не так — ее, по-видимому, не удовлетворяет эта скорость, и она то и дело подгоняет своего коня хлыстом, шпорами и окриками. Это ясно для зрителей внизу на поляне, но они не понимают, почему она скачет над самым обрывом. Они стоят в молчаливом изумлении — но не потому, что не знают, кто это. Все узнали ее с первого взгляда. Смелая всадница — та самая женщина, которая указала им путь к хижине.

Это Исидора появилась так неожиданно и так странно. Что заставило ее вернуться? И почему она скакала таким бешеным галопом?

Чтобы объяснить это, мы должны вернуться к ее мрачным размышлениям, которые были прерваны встречей с техасцами. Когда Исидора галопом удалялась от берегов Аламо, она и не думала оглядываться, чтобы проверить, следует ли за ней кто-нибудь. Поглощенная мрачными мыслями о мести, она продолжала свой путь и ни разу не обернулась. То, что Луиза Пойндекстер как будто тоже собиралась покинуть хакале, мало утешало мексиканку. С женской проницательностью она угадывала причину, но сама-то она слишком хорошо знала, что это лишь недоразумение. И Исидора злорадствовала при мысли, что ее соперница, не зная своего счастья, страдает так же, как и она сама. Кроме того, у нее появилась надежда, что все случившееся может оттолкнуть сердце гордой креолки от человека, к которому она снизошла, но это была слабая, шаткая надежда. По собственному опыту она знала, что для любви не существует сословных преград. Она сама была тому примером. Но Исидора надеялась, что их встреча в хакале причинила боль ненавистной сопернице и может разрушить ее счастье. Мексиканка с мрачной радостью думала об этом, когда встретила отряд. Когда она повернула обратно вместе с ними, настроение ее изменилось. Луиза должна была возвращаться той же дорогой, что и она. Но на тропе никого не было видно. Креолка, наверно, передумала и осталась в хижине и, возможно, сейчас ухаживает за больным, о чем так мечтала сама Исидора. Теперь мексиканка утешала себя мыслью, что уже близка минута, когда она опозорит соперницу, отнявшую ее счастье. Вопросы, которые задавали ей Пойндекстер и его спутники, многое объяснили Исидоре, и все стало окончательно ясно после расспросов Колхауна. Когда отряд удалился, она некоторое время оставалась на опушке зарослей, колеблясь, ехать ли ей на Леону или вернуться к хакале и самой быть свидетельницей той бурной сцены, которая благодаря ее содействию должна была там разыграться. Исидора на опушке зарослей, в тени деревьев. Она сидит на серой лошади; ноздри мустанга раздуваются, он косит испуганным глазом вслед только что уехавшему отряду, который догоняет одинокий всадник. Мустанг, быть может, недоумевает, почему ему приходится сказать то туда, то обратно; впрочем, он привык к капризам своей хозяйки. И она смотрит в ту же сторону — на вершину кипариса, поднимающуюся над обрывом долины Аламо. Она видит, как отряд спускается в лощину и последним — человек, который так подробно расспрашивал ее. Когда его голова скрывается за краем обрыва, Исидоре кажется, что она осталась одна среди этих просторов. Но она ошибается. Некоторое время она в нерешительности остается на месте. Вряд ли можно позавидовать ее мыслям. Может быть, она уже отомщена, но это ее не радует. Пусть она унизила соперницу, которую ненавидит, но ведь она, быть может, погубила человека, которого любит. Несмотря на все, что произошло, она по-прежнему любит его.

— Пресвятая Дева! — шепчет она в лихорадочной тревоге. — Что я сделала? Если только эти свирепые судьи признают его виновным, чем это кончится? Его смертью! Пресвятая Дева, я не хочу этого! Только не от их руки! Нет-нет! Какие у них жестокие, суровые лица! Когда я показала им дорогу, как быстро бросились они вперед, сразу позабыв обо мне! Они уже заранее решили, что дон Морисио должен умереть. Он здесь всем чужой, уроженец другой страны. Один, без друзей, окруженный только врагами… Что мне пришло в голову! Тот, который последним остановил меня, — не двоюродный ли брат убитого? Теперь я понимаю, почему он меня расспрашивал. Его сердце жаждало мщения — так же как и мое…