Унеся ларь, Мишка с грехом пополам нашел нужный мешок и вернулся в дом. Развязав горловину, он просто вывалил его содержимое на пол и, разворошив получившуюся кучу, мрачно хмыкнул. Иглы, шила, дратва были на месте. Иглы были воткнуты в кусок толстой кожи, а дратва намотана на кусок деревяшки. А вот кожа давно уже пересохла. Покрутив в руках три больших куска, Мишка почесал в затылке и, несколько раз согнув их, мрачно хмыкнул:
– На морозе разом сломаются.
– А давай я их в жиру выварю, – предложила тетка. – Трифон так когда-то делал. Кожу в жиру вываривал, а потом воском натирал. Она и мягкая становилась, и на морозе не трескалась.
– Давай, мама Глаша. Давно пора обувку в порядок привести, – кивнул Мишка, отдавая ей кожу.
* * *
Очередная капля расплавленного свинца скатилась по желобку и, тихо зашипев, едва слышно ударилась о дно стакана. Мишка, сидя за столом, плавно нажал на рычаг. Это было сродни медитации. Тихо потрескивал фитиль в лампе, тянуло теплом от печки, чуть постукивали спицы тетки, а за окном шуршал нудный осенний дождь.
Стук сапогов в сенях вырвал парня из задумчивости и палец, которым он отмерял очередную порцию свинца, чуть дрогнул. На дно стакана упала не дробина, а целая картечина. Скривившись, Мишка отпустил рычаг и мрачно покосился на двери. На пороге появился урядник. Откинув капюшон дождевика, он снял фуражку и, перекрестившись на иконы, пробасил, расправляя усы:
– Мир дому сему.
– Благодарствуем, Николай Аристархович. К печке проходите, обогрейтесь.
– Спаси Христос, Глафира. И вправду озяб, – кивнул тот и, подойдя к печи, приложил ладони к ее теплому боку.
– Присаживайтесь, Николай Аристархович, я пока самовар вздую, – добавил Мишка, поднимаясь.
Вынеся на крыльцо еще горячий самовар, он быстро подкинул в топку несколько тонких лучин, которые специально наколол, и, раздув огонь, с мрачной иронией подумал, что не мешает еще и чайник спаять. Каждый раз с самоваром возиться долго и непродуктивно. Только вот как сделать так, чтобы он не протекал? Добиться герметичности только мастерством жестянщика не получится. В любом случае его придется лудить.
Пока он предавался техническим изысканиям, самовар разогрелся и парень поволок его обратно в дом. Водрузив самовар на стол, Мишка насторожился. Урядник, уже немного согревшись, пересел к столу и теперь внимательно рассматривал собранную им конструкцию. Пару раз, осторожно качнув свинец в чаше, он повернулся к парню и, кивая на лампу, спросил:
– Сам придумал?
– Ага, – вздохнул Мишка. – В печи свинец плавить неудобно. А тут он и греется все время, и отделять, сколько нужно, удобно.
– И пули лить тут можешь? – последовал новый вопрос.
– А в чем разница? – не понял Мишка. – Что дробь, что пули. Главное, чтобы пулелейка подходящая была. Тут все от нее зависит.
– А револьверные пули собрать сможешь? – не унимался урядник.
– Ну, если все необходимое есть, чего ж не собрать? Там одна сложность: пулю правильно в гильзу загнать.
– И что там сложного? – спросил урядник, внимательно глядя на него.
– Ну, прежде всего, пуля в гильзу должна войти ровно. Тогда и полет будет верным, и осечки не будет. А еще… свинец, он мягкий, и если косо пулю вогнать, то может прорыв газов случиться. А при перезарядке она вообще выпасть может. А вы за какие патроны спрашивали? – на всякий случай уточнил Мишка.
– Так за револьверные, – развел урядник руками.
– А, ну да. Я это к чему, – нашелся Мишка. – Если при выстрелах будет регулярно прорыв газов случаться, то очень скоро край гнезда барабана и казенная часть ствола прогорят, и вместо выстрела сплошное безобразие получаться будет. Если попросту, револьвер выкидывать придется.
– И как их загонять правильно? – продолжал допытываться урядник.
– А можно патрон посмотреть? – спросил Мишка, припомнив историю с нападением, и что в тайнике у него лежит добытый у каторжников револьвер.
– Держи, – кивнул урядник, ловко вытаскивая из револьвера один патрон.
– Так, – задумчиво протянул Мишка, поставив патрон на стол и внимательно рассматривая его. – Гильза с закраиной, ровная. Пуля в теле гильзы примерно на две трети сидит. Край гильзы не закатывается. Ну, тут все просто. Главное правильный станок сделать. Тогда пули ровно садиться будут.
– Что, и станок такой сделать сможешь? – удивился урядник.
– То несложно. Главное пружины правильные найти. А вот это самое сложное. У нас в депо таких пружин никогда не было.
– А если в кузне заказать? – осторожно предложил урядник.
– Платить придется. Да и не каждый кузнец подходящую пружину закалить сможет, – вздохнул Мишка, возвращая ему патрон. – Тут ведь надо эту самую пулю в гильзу одним движением всунуть. Иначе свинец помнешь, и она болтаться будет. А еще перед сборкой нужно гильзы через оправки прогнать.
– А это еще зачем?
– Так при выстреле саму гильзу малость раздувает. Если не выровнять, то потом она может в барабане застрять.
– И вправду наука, – задумчиво протянул урядник, расправляя усы.
– Она и есть, – кивнул Мишка. – Николай Аристархович, а вы чего сказать-то хотели?
– А? Ну да. Я ж к вам по делу, – вспомнил тот. – В общем, так. Третьего дня Трифона вашего судить станут. Ты, Глафира, собери ему там еды в дорогу, белье сменное. Ну, и чего там сама решишь, – закончил он, настороженно покосившись на Мишку.
– Неужто посадят? – ахнула женщина.
– А ты как думала? – возмутился урядник. – На живого человека с ножом кинуться. И не абы на кого, а племяша родного. Недоросля. Это, Глафира, не шутки.
– А что кроме хлеба да исподнего передать можно? – спросила женщина, бросив на парня умоляющий взгляд.
– Сала прикупить надо. Соли в тряпицу завернуть. Ложку, миску, холста кусок на всякое. Луковиц десяток сунуть. Ну, и сахару немного, – подумав, принялся перечислять Мишка.
– Спаси тебя Христос, Мишенька, – тихо заплакала Глафира.
– Я ж не зверь какой, мама Глаша, – смущенно пожал Мишка плечами. – Неужто не понимаю, что ты с ним почитай всю жизнь прожила.
– Это ты правильно, Миша, решил, – одобрительно загудел урядник. – Это по-божески. Ты, Глафира, собери все, что племяш сказал, а третьего дня я сам за тобой заеду. В суд провожу. Там все отдашь и попрощаешься. Ты-то пойдешь? – повернулся он к Мишке.
– Нет, – подумав, качнул Мишка головой. – Я ему всю жизнь поперек горла стоял. Да и он мне… В общем, пусть мама Глаша сама сходит. Что сказал, все дам. Не жалко. А прощаться не пойду. Простить, может, и прощу, а вот забыть не сумею, – закончил он, глядя уряднику в глаза.
– Честно, – кивнул тот, вздохнув.
Отодвинув все свои инструменты в сторону, Мишка освободил стол и принялся помогать тетке собирать все к чаепитию. Не спеша попивая свежезаваренный напиток, урядник то и дело задумчиво поглядывал на стоящие на углу стола инструменты.