Тираны России и СССР - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 203

Впрочем, после сталинской грубости с Крупской Ленин дописывает новый абзац, где уже требует «перемещения Сталина с поста Генсека». И все? Никакой рекомендации — кем заменить? Никакого имени? Но это же означает хаос! Не может Вождь оставлять партию без точных указаний! Они должны были быть! Но где они? Почему их нет?!

И еще: не мог же Ленин в этом своем последнем письме, уделив внимание национальному вопросу, не написать подробно об экономике? В результате пришлось выискивать его идеи на эту тему в последних статьях, которые будут торопливо объявлены Крупской его истинным завещанием, что, кстати, совершенно неправомерно, ибо согласно традициям партии все, что годится для печати, как правило, является лишь тактикой, то есть обманом. Истинные цели — стратегия — обычно скрыты, они известны лишь посвященным. Они — в сверхсекретных инструкциях, распоряжениях.

Опытный политик, Ленин не мог не понимать также, что его письмо в подобном виде может попросту не дойти до партии. Уничижительные характеристики, которые он щедро роздал всем наследникам, объединят их в желании скрыть его. Что, кстати, и случилось. И когда американский коммунист Истмен рассказал о «Письме к съезду», Троцкий тотчас объявил: никакого письма не существует.

И еще странность: лучше всех в этом письме выглядит… Сталин! Он единственный, кого Ленин обвиняет лишь в грубости, нетерпимости. Но грубость никогда не считалась недостатком в пролетарской партии, а приписка Ленина о перемещении Сталина могла быть расценена всего лишь как эмоциональный всплеск — результат конфликта с Крупской. Неужели блестящий журналист Ленин, жаждущий снять Сталина, всего этого не понимал? Понимал, не мог не понимать. Тогда что же?

Скорее всего, дошедший до нас текст — лишь часть письма… Опытный конспиратор, Ленин специально оставил этот вариант в секретариате, догадываясь о ненадежности сотрудников. Это был текст для Сталина.

Существовал, видимо, иной, более полный текст. Ленин мог хранить его в потайном месте — в своем кабинете в Кремле. В этом тексте, возможно, и были предложения съезду, такие, как, например, популярная идея о замене Генсека тройкой секретарей — Троцкий, Зиновьев и Сталин. Подобное предложение начисто уничтожало влияние Сталина.

Возможно, именно об этом полном тексте рассказывал художник Анненков. После смерти Вождя он работал в Институте Ленина. (Кстати, он там видел банку с ленинским мозгом и был поражен: одно полушарие было здоровым и полновесным, другое — сморщенное, не больше грецкого ореха.) Там он и прочел черновики последних записей Ленина, совершенно его изумившие. Это были рекомендации, как обмануть «глухонемых» — так Ленин называл европейских капиталистов. Анненков передает текст своими словами: «В погоне за прибылью капиталисты всего мира захотят завоевать советский рынок, ослепленные жаждой наживы, они будут готовы закрыть глаза на нашу действительность, превратиться в глухонемых. Таким путем мы получим от них продукты и деньги, чтобы создать армию, их капиталы доведут ее до совершенства для будущей победоносной атаки против наших же кредиторов. Заставим глухонемых трудиться для их собственного уничтожения, но для этого надо сначала окончательно превратить их в глухонемых». И там же набросан план: нэп, фиктивное отделение правительства от партии, восстановление отношений со всеми странами — «сделать все, чтобы глухонемые поверили» — и прочее, и прочее…

Этот полный текст «Письма к съезду» Ленин, видимо, и приехал проверить в Кремль.

Но и Генсек был опытным конспиратором. Он уже «проверил» кабинет Вождя… Из-за этого, судя по всему, и случились конвульсии у несчастного Ленина. Вот последние строки предсмертной записки Марии Ульяновой: «В. И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-то сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых он считал, что Сталин должен быть убран с поста Генсека. Об этом он определенно сказал в своем политическом завещании, которое так и не дошло до партии, но об этом в другой раз…»

Но «другого раза» не было — Мария вскоре умерла. Или… все же был? И был ею записан рассказ об исчезнувшем завещании? Не заплатила ли жизнью Мария Ульянова за этот «другой раз»?

Троцкий понял ужас наследства, оставляемого умирающим Вождем. Секретная резолюция о недопустимости фракций дает его врагам возможность всегда заткнуть ему глотку при помощи простого большинства. А оно обеспечено — Генсек уже организовал его. И Троцкий пишет письмо в ЦК. Вчерашний поборник самых жестоких методов требует партийной демократии. Одновременно в ЦК направляется «Письмо сорока шести» от известных членов партии, повторяющее письмо Троцкого. Уши Льва явно торчат.

Среди этих новых сторонников демократии — Александр Белобородов (один из руководителей Красного Урала и организатор расстрела царской семьи в Екатеринбурге, а ныне заместитель Дзержинского) и другие беспощадные большевики. Генсек насмешливо им отвечает: «В рядах оппозиции имеются такие товарищи, как тов. Белобородов, демократизм которого до сих пор остается в памяти у российских рабочих, Розенгольц, от демократизма которого не поздоровилось нашим водникам и железнодорожникам, Пятаков, от демократизма которого не кричал — выл Донбасс…»

И он перечисляет многих подписавшихся, вспоминая их совсем недавние кровавые дела.

Но союзники по «тройке» испуганы, не уверены в себе. Сталин чувствует их страх перед Троцким и, идя навстречу их желаниям, гасит выступление Троцкого обещаниями следовать выборным традициям в партии и прочими хорошими словами. Но он достаточно изучил своего врага: уступки его только раззадорят. И точно: «вечно воспаленный Лев Давидович», как насмешливо называют его противники, присылает в «Правду» свою статью «Новый курс». Троцкий вновь обличает: «Руководство вырождается в простое командование. С этим старым курсом надо покончить и взять новый курс. Перерождение нашей старой гвардии не исключено (имеются в виду Сталин, Зиновьев, Каменев и прочие. — Э. Р.). Надо взять курс на молодежь».

Так Троцкий заставил пойти в бой трусливых соратников Сталина. Последовали резкие ответы Каменева и Зиновьева. Высказался и Бухарин: «Большевизм высоко ценил и ценит аппарат». Началась открытая дискуссия. «Партию лихорадило. Дискуссии продолжались целыми ночами», — писал Зиновьев. Страна с изумлением читала газеты: партия, постоянно твердившая о своем единстве, исходила в спорах. Спорили о необходимости демократии в партии — на глазах страны, задавленной террором этой партии. Мой отец рассказывал: он и его друзья были уверены, что все эти дискуссии — какой-то ловкий фарс, за которым последуют новые беды для интеллигенции.

К восторгу своих союзников, Сталин впервые демонстрирует силу созданного аппарата. В январе 1923 года была проведена партийная конференция, впервые собранная самим Сталиным, которая беспощадно осудила Троцкого и оппозицию. Было решено опубликовать дотоле секретную ленинскую резолюцию об исключении из партии за фракционность.

Генсек доказал силу организации. Троцкий всегда действовал один — в 1917 году воспользовался организацией, созданной Лениным. И сейчас рассчитывал победить наскоком. Но XX век — не век одиночек…