Тираны России и СССР - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 183

Еще накануне Октябрьского переворота русская армия и Россия погрузились в хаос анархии.

«На всех железных дорогах, на всех водных путях идут разбои и грабежи», — писал в книге воспоминаний будущий вождь Белого движения генерал Деникин. Донесения с фронта говорили: «Теперь нет сил больше бороться с народом, у которого нет ни совести, ни чести. Проходящие воинские части сметают все, уничтожают посевы, скот, птицу, разбивают казенные склады, напиваются, поджигают дома».

На эту озверевшую от пьяной свободы вооруженную армейскую массу, на стихию русского крестьянского бунта опирались захватившие власть большевики.

Нет ничего страшнее русского бунта. «Бессмысленный и беспощадный» — это пушкинское определение стало расхожим, много раз его повторили авторы, описывавшие гражданскую войну. Подавленная веками рабства и насилия, темная энергия бесправного народа обернулась чудовищными зверствами.

В 20-х годах в Берлине, находясь в эмиграции, Алексей Толстой любил показывать фотографию, сделанную в дни гражданской войны. На ней был снят огромный детина, увешанный оружием, — картинно развалясь, он сидел в кресле, а рядом с ним на тумбочке стояла отрубленная человеческая голова. Так попросил себя сфотографировать атаман Ангел — один из бесчисленных главарей бесчисленных банд, насиловавших и грабивших несчастных мирных жителей в гражданскую войну.

С момента взятия большевиками власти начинаются восстания на юге России. Заволновалось казачество. В ноябре 1917 года восстал генерал Каледин — атаман Донского казачьего войска, но уже в январе 1918 года был разбит революционными войсками.

29 января Каледин, докладывая Донскому правительству о поражении, сказал: «Положение наше безнадежно. Население нас не поддерживает». Ему пытались возражать, но он прервал: «Господа, говорите короче. Ведь от болтовни и Россия погибла».

В тот же день генерал застрелился.

Между тем выступление казачества было только началом.

На Дон и Кубань со всей России бегут офицеры. Одновременно с калединским восстанием 2 ноября 1917 года бывший начальник царского штаба генерал Алексеев приступил к созданию на юге антибольшевистских сил — Добровольческой армии. Этот день считается началом Белого движения.

Ядро Добровольческой армии составил ударный корпус генерала Корнилова. На фуражках и рукавах корниловцев были черепа: победа или гибель.

В Белой армии — лучшие силы офицерского и генеральского корпуса царской армии, прошедшие школу Первой мировой войны.

Впрочем, выдающиеся царские офицеры и генералы служили и в Красной армии. Причем порой (страшный символ!) это были родные братья.

Генерал Плющик-Плющевский служил у белых, его брат — у красных, генерал Махров был в Добровольческой армии, его брат — у большевиков. Михаил Беренс — адмирал у Врангеля, а его брат Евгений Беренс был главой всех военно-морских сил большевиков. Брат пошел войной на брата… Пленение и расстрел сыном отца, братом брата — будни гражданской войны.

Потеряв три четверти страны, огрызаясь террором, Ленин и большевики погибали в огненной клетке фронтов: они сохраняли лишь жалкую территорию вокруг Москвы и Петрограда. Но обе столицы по-прежнему в их руках, и оттуда они гордо выступали как законная власть, борющаяся с мятежниками и иноземными захватчиками.

С марта 1918 года Троцкий возглавляет военные силы Республики. Его бронепоезд мечется по фронтам.

До прихода к власти большевики поддерживали все анархические элементы, превратившие армию в мародерствующую орду. Теперь это обернулось против них. Троцкий лихорадочно начинает строить ту самую регулярную армию, которую так ненавидели революционеры, уничтожение которой было частью Великой утопии. Он понимает — без военных специалистов такую армию не создать. К изумлению и ярости революционных солдат, в Красной армии вновь появляются царские офицеры, согласившиеся сотрудничать с большевиками, и вновь требуют дисциплины, столь ненавистной солдатне.

Но Троцкий не верит до конца «военспецам» — так называют красные бывших царских офицеров. Их семьи становятся фактически заложниками. Но главное — Троцкий создает в Красной армии институт политических комиссаров. Их задача — неустанно контролировать все решения «военспецов» и помогать вернуть в армию дисциплину, которая отныне именуется «революционной».

Воодушевляя армию, Троцкий безостановочно произносит речи перед солдатами. Мой отец слушал его несколько раз. У Троцкого было обычное лицо еврейского интеллигента с полными чувственными губами, маленькой бородкой и близорукими глазами за стеклами пенсне. Но оно становилось почти мефистофельским, когда он начинал говорить. В Троцком был магнетизм, возбуждавший толпу. Но никакой магнетизм не смог бы сделать его риторику столь действенной, если бы речи не сопровождались эхом расстрелов. Дезертирство — расстрел, нарушение дисциплины — расстрел, трусость — расстрел… «Одним из важнейших принципов воспитания нашей армии является неоставление без наказания ни одного проступка. Репрессии должны следовать немедленно» (Троцкий).

Коба мог наблюдать поразительные результаты. За кратчайший срок Троцкий создал большевистскую армию из усталой митингующей орды.

Но Коба помнил: когда свершился Октябрьский переворот, Каменев, заискивая перед солдатами, первым декретом предложил отменить закон о смертной казни для солдат. И Троцкий согласился. Ленин, прибывший в Смольный, узнал об этом декрете и возмутился: «Вздор! Как же можно совершить революцию без расстрелов?»

Декрет похоронили. Уроки Учителя…

Деревня отказалась задаром отдавать хлеб большевикам. Кулаки, то есть самые умелые земледельцы, начали прятать добытый трудом и потом хлеб. Ленин организует комитеты бедноты. Самые ленивые, озлобленные крестьяне получают власть. Из города в деревню посылаются вооруженные отряды рабочих. Вместе с беднотой они должны отобрать хлеб у кулаков.

Но продовольственные отряды хлеба доставали мало — зато быстро превращались в пьяные банды грабителей. Петроград и Москва погибали от голода. И, отправив на фронт Троцкого, Ленин отправляет за хлебом вторую свою надежду — Кобу.

29 мая Коба назначен руководителем продовольственной комиссии на юге России. Он отправляется в Царицын — важнейший форпост большевиков на юге, откуда слабым ручейком продолжает течь хлеб с Северного Кавказа. Коба должен превратить этот ручеек в поток.

Из воспоминаний Федора Аллилуева: «В 1918 году товарищ Сталин сказал мне: „Иди ко мне работать секретарем в наркомат“. Весь аппарат товарища Сталина в то время составляли: секретарь — я, и машинистка — моя сестра».

И вот в самом конце мая наркомат опустел: вся троица начала готовиться к путешествию…

Аллилуев: «Иосиф Виссарионович предупредил меня об отъезде в Царицын всего за пару дней. Я привык ему повиноваться, не рассуждая».