— И… кто? — выдохнул сидящий справа от Квашнина Шелковников.
— Не будем, друзья, портить праздник.
Боброву показалось, что слово «друзья» Квашнин произнес с презрением. Ну, какие они ему друзья, все эти люди? Он уедет в понедельник в столицу, на свою Рублевку, они останутся здесь. Вместе с воспоминаниями о грандиозном празднике, который для Квашнина так, номер отбыть. Заигрывать с народом сейчас модно. Вот он и заигрывает.
— Но все-таки, Василий Дмитриевич? — робко спросил кто-то. — Ведь он среди нас, убийца-то.
— Возможно, — загадочно улыбнулся Квашнин. — За ним приглядывают, не беспокойтесь. И если он сам, добровольно захочет сейчас признаться… — Квашнин замолчал.
Все видели, куда он смотрит. На стол, за котором сидели Зиненки. Нина вздрогнула и побледнела.
— Ну? Я жду! — требовательно сказал Квашнин.
Все затихли. Слышно было, как пикируют на сидящих за столами «счастливцев» одуревшие от дыма мангалов и такого количества вкуснятины комары. Людей, чьей крови можно было напиться до одури, мало заботили комариные укусы, так они, эти люди были пьяны. От вкусной еды, от водки и вина, от осознания своей избранности.
Байдашев напрягся. Вор уже дважды доказал, что может выкинуть фортель, поэтому Ленчик машинально нащупал лежащий в кармане джинсовой куртки пистолет. Табельный Макаров, пристрелянный, надежный. Стрелял Байдашев, как Бог, и Василий Дмитриевич сказал чистую правду: вор под присмотром. Точнее, под прицелом. Снять его Байдашеву не проблема, если вор вдруг побежит, даже в сумерках.
Пауза затянулась. Даже самые голодные перестали жевать, понимая важность момента. Последнее предупреждение. Все невольно косились друг на друга: кто? Но ни один из сидящих за столом не встал. Через минуту стало понятно, что и не встанет.
Наконец, в полной тишине Квашнин сказал:
— Что ж… Пусть события развиваются своим чередом, — и взял со стола наполовину пустую рюмку.
Все сочли это сигналом и дружно потянулись к своим. Какое-то время под навесом еще царило напряжение, но по мере того, как народ наполнял пустеющие стаканы, становилось все оживленнее. Миллер, получив сигнал от Свежевского, ринулся настраивать аппаратуру. Вот-вот народ захочет пуститься в пляс. Олег заметно нервничал, ведь ему доверили такое ответственное дело! Бобров видел, как у Миллера трясутся руки, и он путается в проводах. Даже захотелось Олега подбодрить: да все будет нормально. Лишь бы громко.
— Как микрофон, Василий Дмитриевич? — угодливо сунулся Миллер к боссу. — Не подвел?
— Ты кто? — Квашнин удивленно обернулся.
— Я это… за музыку отвечаю, — тупо улыбнулся Олег. И поспешно добавил: — И за микрофон.
— Сергей Валерьевич, к пуговицам претензии есть? — насмешливо спросил Квашнин у Шелковникова.
— Э-э-э… не понял вас?
— Молодой человек отвечает за микрофон. Похвальное рвение.
— Олег у нас на хорошем счету, — приободрился Шелковников. — У нас все сотрудники готовы совмещать по несколько должностей. Вот и он…
— Хватит, — оборвал его Квашнин. — Я просто пошутил. Молодой человек, занимайтесь своим делом. Тяните провода, или что у вас там?
— Сей момент! — Олег расцвел улыбкой.
Нина сидела, молчаливая, задумчивая. Ей, похоже, не понравилась речь Квашнина. Вторая ее часть. Она прекрасно видела, что говоря о воре, Василий Дмитриевич смотрел на ее отца. Нина гадала: как это отразится на ней? На ее будущем? Бобров услышал, как Василий Дмитриевич негромко сказал Байдашеву:
— Второе предупреждение, Леня. И — ноль эмоций.
— После первого убили Липкину, — напомнил тот.
— Ты говоришь, у тебя есть и вторая банковская крыса?
— Да, есть, — кивнул Байдашев. Он обернулся, ища глазами Шурочку: — Операционистка. Я сейчас ею займусь.
— Погоди, пока все разбредутся. Без шума и пыли, понял?
— Есть.
«Вот оно, начинается!» — занервничал Бобров. «Эта длинная ночь, когда всякое может случиться. Не пей Андрей, слышишь?»
Но рука сама потянулась к стакану. Внутренний барометр Боброва был на пределе. Прыгающую стрелку необходимо было выровнять. Иначе Бобров за себя не ручался. И он залпом выпил коньяк.
На него, не отрываясь, смотрели огромные, печальные глаза Нины.
Глава 16
Впоследствии Бобров с усмешкой думал, что это была, пожалуй, самая долгая ночь в его жизни. Она вместила в себя столько событий, в основном печальных, и столько коньяка, что потом Бобров диву давался: как смог столько выпить и все запомнил? В мельчайших подробностях. Пил и не пьянел, хотя, временами казалось, будто лес вокруг качается, а могучие сосны, обнявшись, ведут хоровод.
Хотя… главное он упустил. Вернее, в ту ночь он еще не понял, какое событие было главным. С чего все началось, весь этот ужас. Бобров сидел под навесом, мрачно пил коньяк и истекал слюной, как и все, пока над жаркими углями сочились жиром и соком огромные куски мяса. В спешке Зиненки нарезали крупно, что свинину, что телятину, а баранину вместе с костями порубили так, что под ее кусками прогибались шампуры.
— Сыро горячо не бывает! — то и дело раздавалось от столов. — Несите уже!
Миллер все суетился на глазах у начальства, из кожи лез вон, чтобы его старания заметили, не отставал и Свежевский.
— Василий Дмитриевич, снимете пробу? — лебезил он. — Первый кусок — вам.
Квашнин же, вместо того, чтобы его осадить, снисходительно улыбался. Бобров, да и все, кто еще был в состоянии соображать, недоумевали: что происходит? Почему вдруг Стас в такой милости? Из-за того, что организовал эту поездку на турбазу? Или есть другая причина?
Шашлык ели уже под музыку: Олег запустил дискотеку. Народ поначалу стеснялся высокого начальства, но по мере того, как все напивались, отпускало. И вот один парнишка высигнул в центр дощатого танцпола, потянув за собой подружку, другой — и понеслась! За юркими продажниками потянулись тяжеловесы: бухгалтерия с юристами. Танцпол постепенно заполнялся людьми. Только понурый Зиненко сидел, опустив голову и вцепившись в стакан.
— Гриша, веди себя прилично, — шипела, нагнувшись над ним, Анна Афанасьевна. — Не напивайся, слышишь?
— Так все пьют…
— А ты не пей, как все!
— Ты слышала, что он сказал? — Зиненко взглядом указал на Квашнина.
— Ну а причем тут ты?
— Он ведь на меня смотрел!
— Да мало ли куда он смотрел!
— Да был я в этих гаражах, Нюся, ты, что не понимаешь?! У Толокно. Видели меня там.
— Гриша! — Анна Афанасьевна испуганно закрыла ладонью рот. Зиненко с усилием, будто он был неимоверно тяжелым, оторвал стакан с водкой от стола и осушил до дна.