– Я не вправе сказать большего. – По комнате прозвенели латные башмаки. – Если увидишь госпожу Дариан, немедленно поднимай тревогу.
– Будь уверена.
Рыцарь-телохранитель вышла. Дверь за ней закрылась. Маргрет, прежде чем вытащить Эду из-под кровати, задвинула засов и задернула занавесь.
– Эда, – зашептала она, – что за кашу ты заварила?
– Слишком близко сошлась с Сабран. Точно как Лот.
– Нет! – уставилась на нее Маргрет. – Ты же при этом дворе каждый шаг выверяла, Эда…
– Знаю. Прости. – Эда задула свечи и осторожно выглянула из-за занавесок. Двор был полон стражи и оруженосцев при мечах. – Мег, мне нужна помощь. Надо возвращаться в Эрсир, не то Комб меня убьет.
– Не посмеет.
– Ему нельзя выпускать меня живой из дворца. Раз он знает… – Эда в упор взглянула на подругу. – Ты услышишь обо мне кое-что, что заставит тебя во мне усомниться, но знай, что я люблю королеву. И уверена, что ей грозит большая опасность.
– От Чашника?
– И от собственного Совета. Думаю, герцоги Духа намерены выступить против нее, – сказала Эда. – И Комб замешан, я уверена. Позаботься о Сабран, Мег. Не оставляй ее одну.
Маргрет всмотрелась в ее лицо:
– Пока ты не вернешься?
Эда видела надежду в ее взгляде. Что бы она ни пообещала сейчас подруге, неизвестно, сумеет ли исполнить.
– Пока я не вернусь, – сказала она наконец.
Эти слова заметно ободрили Маргрет. Она с решительным видом направилась к своему шкафу и выложила на кровать шерстяной плащ, рубашку с оборками и дорожное платье.
– В твоем наряде далеко не убежишь, – сказала она. – Хорошо, что мы одного роста.
Эда сбросила верхнее платье и переоделась, благодаря Мать, пославшую ей Маргрет Исток. Застегнув ей плащ и подняв капюшон, Маргрет провела Эду к двери.
– Внизу висит портрет дамы Дорат Луг. За ним скрыта лестница к кордегардии. От нее кружным путем через личный сад доберешься до конюшни. Возьми Отважного.
Этот конь был ее гордостью и радостью души.
– Мег, – сказала Эда, сжимая ей руку, – узнают, что ты мне помогла.
– Ну и пусть. – Она сунула Эде в руку шелковый кошелек. – Вот. Хватит на проезд до Зидюра.
– Я не забуду твоей доброты, Маргрет.
Маргрет обняла ее так крепко, что Эда задохнулась.
– Понимаю, надежды мало, – глухо сказала она, – но если в пути встретишь Лота…
– Знаю.
– Я люблю тебя как сестру, Эда Дариан. Мы обязательно встретимся. – Мег крепко поцеловала ее в щеку. – Да будет с тобой Святой.
Эда в ответ погладила ее по плечу.
– Я не знаю Святого, – сказала она и договорила, глядя в изумленные глаза подруги, – но твое благословение принимаю, Мег.
Она вышла, быстро прошагала по коридорам, сбежала по лестнице и свернула за угол, при этом ей удалось не попасться на глаза стражникам. Отыскав портрет, Эда спустилась по скрытой за ним лесенке в проход, заканчивавшийся стеной с окном. В него она и протиснулась в темноту.
В королевских конюшнях было темно. Отважный – подарок отца на двадцатилетие Маргрет – был предметом зависти для всех наездников при дворе. Он на восемнадцать пядей поднимал голову над полом денника. Эда погладила рукой в перчатке его вычищенную до блеска гнедую шкуру с кровавым отливом.
Она заседлала фыркающего коня. По слухам, Отважный был самым быстрым из лошадей в дворцовой конюшне.
Эда поставила ногу в стремя, поднялась в седло и щелкнула поводьями. Отважный мигом развернулся в деннике и вылетел в открытую дверь. Эда охнуть не успела, как они очутились за воротами, и теперь уж ее было не поймать. Вслед им полетели стрелы. Отважный заржал, но Эда зашептала ему на селини, уговаривая бежать быстрей.
Когда лучники остались позади, Эда оглянулась на дворец, десять лет бывший ей и тюрьмой, и домом. Там она встретила Лота и Маргрет – нежданных друзей. Там в ней выросла любовь к семени Обманщика.
Стражники гнались за ней. Но они ловили призрака, потому что Эды Дариан больше не существовало на свете.
Она ехала по слякоти шесть дней и ночей, останавливаясь только покормить и напоить Отважного. Как бы ей ни хотелось спать, гостиницы были слишком опасны. Южанка сразу привлекла бы в них любопытные взгляды, к тому же ей надо было опередить глашатаев. Те, если Комб настоял на своем, уже разносили по стране известие о ее побеге.
Эда свернула с ведущей к побрежью Южной дороги, ехала по сельским проселкам и напрямик через поля. На четвертый день вновь пошел снег. Путь ее лежал по богатым землям Холмов, принадлежавшим хозяевам Медового Ручья и Сладкозвучного поместья, в городок Воронья Роща. Напоив Отважного и наполнив фляги, Эда под покровом темноты вернулась на большую дорогу.
Она пыталась думать о чем угодно, только не о Сабран, но даже самая быстрая скачка не могла отогнать опасных мыслей. Сейчас, больная, королева была беззащитна, как никогда.
Направляя мерина через поля, Эда проклинала свою глупость. Инисский двор размягчил ей душу.
О случившемся между ними нельзя было рассказать настоятельнице. Хорошо, если поймет хотя бы Кассар. Эда и сама себя плохо понимала. Знала только, что не может бросить Сабран на милость герцогов Духа.
Когда пробился первый свет, на горизонте уже темнело море. Кто не знал, подумал бы, что земля обрывается отвесно прямо в волны. На первый взгляд никому бы в голову не пришло, что между сушей и морем притулился город.
Сегодня его выдавал дым. Густой темный дым, клубами поднимавшийся в небо.
Эда долго смотрела туда. Это уже не дым из труб. Она подъехала к обрыву и сверху присмотрелась к крышам.
– Идем, Отважный, – пробормотала она, спешиваясь. И подвела его к первой ступени вниз.
В Гнездовье пришла беда. Мостовую заливала кровь. Маслянистый ветер пах горелой костью и опаленным мясом. Выжившие плакали над останками любимых или растерянно стояли на улицах. На Эду никто не обращал внимания.
Перед развалинами пекарни сидела черноволосая женщина.
– Эй, – обратилась к ней Эда. – Что здесь стряслось?
Женщина задрожала.
– Налетели ночью. Слуги высших западников, – зашептала она. – Их отогнали военными машинами, но прежде они успели… вот это. – Слеза скатилась ей на подбородок. – Года не пройдет, как жди нового Горя Веков.
– Пока слово за мной, не бывать этому, – прошептала Эда тихо, чтобы не услышала женщина.
Она по лестнице свела Отважного на берег. На песке лежали разбитые катапульты и мангонели. Здесь и там были разбросаны трупы: солдаты и змеи, и после смерти сцепившиеся в вечной битве. Кокатрисы и василиски уродливо корчились, языки свисали из клювов, а глаза им уже выклевали чайки. Эда пошла рядом со своим конем.