Она решила, что человек, стремительно идущий по коридору, – ее муж, он был так же высок и широк в плечах, поэтому Наталья окликнула его по имени.
Однако мужчина не обернулся, свернув за угол, в коридор, что вел к лестнице. Не успев задуматься о том, что поведение Николая (если это был он) выглядит странно, Наталья поспешно двинулась за ним. Там, за поворотом, свет горел, и чем ближе она подходила, тем ярче он разгорался.
Наталья, удивляясь про себя, но еще не испытывая страха, дошла до угла, а завернув, застыла на месте, онемев от изумления.
Она точно знала, что должно было открыться ее взору, однако перед ней было странное, совершенно невозможное зрелище. Вцепившись в свою свечу и придерживая полы халата, Наталья смотрела на большое помещение, полное людей.
От стен и высоких окон шло сероватое свечение, отчего казалось, что помещение окутано туманом. Посреди комнаты стоял огромный металлический стол, под потолком висели круглые лампы. На столе лежал человек – абсолютно голый мужчина, тощий и мосластый, с бледной синеватой кожей и желтыми пятками. Вокруг него сгрудились еще несколько человек, одетых в белое. У одного из них в руке был длинный узкий нож, который он держал занесенным над лежащим мужчиной.
«Что это?» – подумала Наталья. Вернее, решила, что лишь подумала, а на самом деле, видимо, произнесла вслух. Потому что не могли же невесть как оказавшиеся в доме люди подслушать ее мысли!
Или могли?
Так или иначе, все они, как по команде, подняли головы и повернулись в сторону Натальи, уставившись на нее. Она хотела закричать, но из горла вырвался лишь слабый писк.
Люди в комнате были слепы. Глаза их были зашиты черными нитками: большие, словно нарисованные детской рукой во время игры в крестики-нолики кресты чернели на бледной, как снятое молоко, коже. Наталья отшатнулась, но не успела сделать ни шагу, как жуткие фигуры, снова со сводящей с ума синхронностью, раздвинули губы в улыбках.
Наталья попятилась, все так же молча, не сумев закричать, позвать на помощь. А потом, путаясь в полах халата, выронив свечу, ринулась, не разбирая дороги, назад, в комнату, дверь в которую была открыта. Краем сознания она отметила, что лампа в коридоре зажглась, поэтому добежала до спальни Наталья быстро, и только захлопнув за собой дверь, смогла сделать вдох: до той минуты она и дышать не могла от ужаса, который ее обуял.
Уснуть ей, конечно, не удалось. Стоило смежить веки, как перед внутренним взором вставали люди с зашитыми глазами и белыми лицами.
Пыталась убедить себя, что это ей приснилось или же она ходила во сне, но не вышло. Поутру Татьяна принесла в комнату свечу, которую Наталья обронила во время ночного происшествия. Спросила было, откуда она там взялась, куда, мол, барышня ходила, но, встретив диковатый взгляд своей госпожи, умолкла и больше ни о чем не спрашивала.
При свете дня Наталья нашла в себе силы сходить туда, где побывала ночью. Вместо операционной был знакомый коридор – все та же мебель, цветы и окна.
«Что со мной было? Или я с ума схожу, как тетушка Марфа?» – спросила себя Наталья, не зная уже, что было бы предпочтительнее: лишиться рассудка или знать, что дом населен призраками.
В одном она была убеждена точно (а после исчезновения Иоганна Францевича и еще одного подобного случая уверилась еще тверже): если бы она зашла чуть дальше, ступила вглубь комнаты, а не застыла, перепуганная, на пороге, то обратно бы уже не вернулась. Дом заманил бы ее и погубил, непременно погубил.
Именно про тот случай и обмолвилась она в разговоре с мужем, когда сказала, что «коридоры ведут неизвестно куда». Больше ни с кем и никогда Наталья об этом не говорила, но в глубине души была уверена, что несчастный немец, а вместе с ним и многие другие, замороченные, замученные, все еще здесь, рядом – только вот дотянуться до них не получается. Кто знает, ищут они выход, страдают, плачут или же превратились в одно из чудовищных созданий, обитающих здесь?..
В общем, с той страшной ночи Наталья из комнаты ночью выходить не решалась. Уж лучше прислушиваться к тому, что творится за стенами (и, возможно в стенах!), чем узнать наверняка, что происходит, отправившись в путешествие, из которого невозможно вернуться.
А ночи, словно черные стражники, заступающие на службу, как только садилось солнце и заканчивался короткий осенний день, были неумолимы: мучили, пугали, несли с собой ужас.
Каждый раз, лежа в студеной, как ни старайся ее протопить, спальне, Наталья думала: еще немного – и рассудок покинет ее. И спрашивала себя: что, если это уже произошло, и она сейчас вовсе не в ставшем уже знаменитым у горожан Петровском доме, а в палате с белыми стенами, привязанная к кровати, тупо смотрит в потолок пустыми глазами?
Она щипала себя за запястье до синяков – и следы от щипков раз за разом свидетельствовали, что Наталья по-прежнему здесь, в адском доме.
Всякую ночь происходило разное, не угадаешь, чего ждать.
Кто-то бродил по коридорам – шаркал подошвами туфель по полу. Наталья покрывалась ледяным потом: звук не мог быть реален, ведь на полу лежал толстый ковер, шагов не должно быть слышно! Однако для тех, кто темными ночами ходил мимо Натальиной двери, никакого ковра не было – а были щербатые дощатые полы со скрипучими половицами.
Обитатели дома шептали и бормотали, время от времени разражаясь горестными стонами. Иногда Наталья слышала детский плач, а порой – хрипы и завывания. В одну из ночей неведомое существо по-собачьи скреблось в дверь, царапая когтями дорогое дерево (на котором, впрочем, поутру не обнаружилось никаких следов), заходясь безумным хохотом. Наталья прятала голову под подушку, зажимала уши, стискивала зубы, чтобы не закричать, но все равно слышала, слышала…
– Впустиииии, открооооой, – умолял чей-то голос в другую ночь, произнося свои просьбы нараспев, тягучим высоким голосом. – Я хочу войтиииии, я хочууууу…
В голосе звучала властная сила, и Наталья, повинуясь, не помня себя, встала с постели, подошла к двери, прижалась к ней.
– Что ты хочешь? – спросила она.
– Ты нужна мне. Нужна нам, – все так же вкрадчиво, нараспев ответили ей. – Открой, выйди.
– Кто вы такие? Почему остаетесь здесь? – Наталья вдруг осмелела и выкрикнула: – Это мой дом!
Напевность исчезла из голоса, теперь он сочился злобой и ядом:
– Мы заберем тебя в темноту! Сожрем твою душу!
Следом раздался удар, от которого, кажется, содрогнулся весь дом. Наталья, не сдержав вопля, отпрянула от двери и бросилась в кровать, натянув на себя одеяло.
С той поры она больше не решалась подходить к двери, как бы ее не звали, чего бы ей не слышалось. Однажды Наталья почувствовала едкий запах дыма. «Пожар!» – переполошилась она и уже хотела броситься вон из комнаты, но потом остановилась и подумала: «Что, если это ловушка?»
Загорись дом и в самом деле, за ней сразу же придет муж, а следом и все остальные. С бешено колотящимся у самого горла сердцем Наталья стояла возле окна и прислушивалась, ждала. Но никто не шел, а к утру все растаяло: и запах гари, и сизый туман, что щупальцами тянулся из замочной скважины.