Когда Логинов наконец меня вытащил и усадил под стволом ивы, мы оба с ног до головы перепачкались в грязи.
— Саша! Яр! Вы ещё там? — раздался снизу тонкий испуганный голосок.
Мы с Логиновым переглянулись. Надо признаться, я даже малодушно порадовалась, что спускаться придётся Ярославу, а не мне, потому сил ни на какие действия уже не оставалось.
— Ми, я иду за тобой! Сиди на месте и свети мне фонариком!
Он поднялся и, чуть пошатываясь, побрёл вверх к ограде. Я смотрела вслед Ярославу. Он тоже устал. Ветер трепал его волосы, но Логинов даже не накинул капюшон, упрямо двигаясь навстречу своей цели.
Я подумала, что, если бы уже не была влюблена в него, то влюбилась бы именно сейчас. Когда из грубого мальчишки, пеняющего мне разбитым айфоном, он превратился в героя, который спас меня и отправился спасать свою сестру.
Мой папа, чтобы показать степень доверия к человеку, говорил, что с ним он бы пошёл или не пошёл в разведку. Так вот, с Логиновым я бы отправилась на самую сложнейшую операцию. В самое пекло. Не раздумывая.
Как только Ярослав перелез через ограду, я набрала номер отца.
— Пап, мы нашли её… Между Малой бухтой и маяком. Она внизу, на берегу. Ярослав пошёл искать тропинку, чтобы спуститься, а я сижу сверху…
Нога болела всё сильнее.
— Ты в порядке? — он, словно почувствовал моё замешательство или, может, услышал, как я выпускаю воздух сквозь сомкнутые зубы.
— Да, нормально… Нога только болит немного, всё же призналась я.
— Саша, ты тут?! — закричала Милена.
— Да, зайка! — крикнула я в ответ и пояснила отцу: — Это Милена, ей страшно одной.
— Я буду через пять минут, — ответил он и отключился.
— Милена! Мой папа уже едет! Скоро мы будем дома!
Она не ответила. Я прислушалась, но, кроме свиста ветра и шороха снежинок по голым листьям, ничего не разобрала.
— Милена! Ты здесь?! — я наклонилась вперёд, но с такого расстояния не могла понять, что происходит внизу. Даже света фонарика не было видно.
— Милена! — девочка молчала.
Когда подъехал отец, я уже вся извелась от неизвестности. Милена больше не отвечала. Обменяться номерами с Ярославом я не догадалась и теперь не могла ему позвонить. К тому же окончательно замёрзла, и мои зубы без перерыва выстукивали задорный африканский ритм.
— Пошли в машину, — скомандовал папа, лишь окинув меня беглым взглядом.
— Милена больше не отвечает, — поведала я ему то, что, по моему мнению, сейчас было гораздо более важным.
Вот что мне нравилось в отце, так это то, что он умел правильно выстраивать приоритеты. Вместо того, чтобы уговаривать меня, папа достал телефон и набрал номер.
— Илья, мы её нашли. На Высоком берегу. Но девчонка молчит. Возможно, без сознания. Понадобится оборудование и люди. Как быстро сможешь организовать? Добро! Жду.
Я слушала этот монолог и понимала, почему моя мама влюбилась в отца. Он чётко оценивал ситуацию, быстро принимал решения, спешил на помощь тем, кто нуждался в этом. И вообще, он вёл себя как Ярослав. Или же это Ярослав вёл себя как мой папа?
— Помощь уже в пути, — сообщил он, прерывая мои мысли. — Пойдём в машину. У тебя зуб на зуб не попадает.
В салоне было божественно тепло. Отец усадил меня на заднее сиденье, заставил снять мокрую куртку, джинсы и сапоги. Взамен выдал плед, в который сам же и укутал, оставив снаружи только правую руку, сунул в неё крышку от термоса, налил чая и ушёл, строго-настрого велев сидеть в машине и никуда не выходить.
Я выпила чай и окончательно разомлела в тепле. Какое-то время ещё пыталась бороться со сном, но он победил. И, сама не заметив как, задремала.
Проснулась от ощущения движения. Распахнула глаза. И правда, мы куда-то ехали.
— Милена? — первым делом вспомнила я.
— Всё хорошо, — сообщил мне Ярослав, обернувшись с переднего сиденья.
— Где она?
— В скорой, — он кивнул вперёд, и я посмотрела через лобовое стекло.
Впереди ехала машина скорой помощи. Сигнальные огни были выключены, а значит, непосредственно жизни пациента ничто не угрожало. По крайней мере, где-то я читала, что правила у них именно такие. Но всё же решила уточнить:
— Как она?
— Всё в порядке, — улыбнулся Ярослав, — правда, перемёрзла. Да и мы с тобой тоже. Теперь все вместе едем в больницу…
— Да уж, праздник выдался что надо, — выдал вдруг отец.
Я хмыкнула, потому что эту новогоднюю ночь вряд ли кто-то из нас сумеет забыть.
В приёмный покой больницы отец внёс меня на руках. Нога болела адски. Нас встречал доктор Гена.
— Сегодня без собаки? — пошутил он. — Решили теперь сами поискать неприятностей?
Я промолчала, так как мне показалось, что доктору не нужны ответы на его несмешные шутки.
— В палату интенсивного наблюдения, — посерьёзнел он, бегло осмотрев Милену, которая вырубилась прямо на каталке, тревожно постанывая во сне.
— А зачем в интенсивную? — занервничала я, зная, что в таких палатах с обычной простудой не лежат.
— Этих тоже на ночь оставь, — проигнорировал отец мой вопрос и усадил на стул. — У Сашки вывих. Да и за Ярославом стоит присмотреть. Только на разных этажах.
— На разных, так на разных, — с непонятной интонацией повторил доктор Гена и подмигнул мне, — дело-то молодое. А нога до свадьбы заживёт.
Маму я успокоила по телефону. Отец сказал, что нечего разводить в больнице сырость, завтра всё равно увидимся. Она и правда плакала, вываливая на меня через трубку тонны нерастраченной нежности и беспокойства. Я её успокаивала, обещая, что к вечеру уже буду дома.
С удивлением поняла, что за эти две с половиной недели мы с мамой стали гораздо ближе, чем за предыдущие семнадцать лет моей жизни.
Уснуть я не могла. Ворочалась в неудобной больничной кровати, наблюдая, как за окном колышутся от ветра голые ветви платана.
Чуть заскрипев, открылась дверь. Я повернула голову. В проёме стоял Ярослав и смотрел на меня.
Я села в кровати и подвинулась, освобождая ему место. Он понял меня без слов, подошёл и сел рядом. Пару мгновений мы просто смотрели друг на друга, а затем Логинов обнял меня, и я прижалась к нему так крепко, как только могла.
Мы оба молчали. Да и слова были сейчас не нужны.
Не знаю, сколько мы просидели так. Но затем Ярослав расслабил объятия, явно собираясь встать и уйти.
— Останься, пока я усну, — попросила шёпотом, очень боясь отказа.
Сейчас мне было жизненно необходимо его тепло. Если он оставит меня одну, моё сердце превратится в ледяной осколок, который никогда не растает. И Логинов, похоже, это понял.