София лучилась счастьем. Подруга удивительно похорошела, сделала модную стрижку, изменила стиль одежды и стала очень женственной, привлекая к себе взгляды противоположного пола. Я же, наоборот перестала пользоваться косметикой, волосы стягивала в хвост на затылке, а носила исключительно джинсы и старую кофту с капюшоном. Мне стало всё равно, как я выгляжу. И ни чьи замечания не смогли бы этого изменить.
Не могу сказать, что я завидовала, но, когда видела Софию с Сашей, державшихся за руки, хотелось развернуться и пойти в другую сторону. Но подруга, как назло, чувствовала благодарность за своё теперешнее счастье и словно сговорилась с Барчуком устроить мою личную жизнь.
Меня знакомили с друзьями, приятелями, хорошими знакомыми, даже с одним соседом. Мне никто не нравился. По большому счёту, я не выделяла отдельных лиц в этой череде парней.
Казалось, что вместе с природой я впадаю в зимнюю спячку. Становлюсь замедленной, ленивой и почти равнодушной.
С Ярославом мы каждый день встречались в школе, но делали вид, что не знакомы друг с другом.
Пару раз Мария Анатольевна пыталась отправить нас вместе на журналистское задание, но мы оба так активно искали причины для отказа, что она сдалась. И чаще я отправлялась фотографировать одна или вместе с нашей старостой.
Оля оказалась невероятной болтушкой. И, на мой взгляд, это было достоинством. Она не замечала, что я не участвую в разговоре, а лишь «угукаю» или хмыкаю в нужных местах. А то и невпопад.
Мне её болтовня нисколько не мешала. Я воспринимала её как радио, белый шум, который служит лишь фоном, и не старалась особо вслушиваться в смысл произносимых слов.
Наступил декабрь. Снега всё не было. Температура продолжала оставаться плюсовой. И для меня, привыкшей к питерским холодным грязно-снежным зимам, это казалось странным и непривычным.
Звонок телефона застал меня по дороге на остановку. Сейчас, когда почти непрекращающийся дождь покрыл большинство улиц чавкающей грязью и лужами, я добиралась в школу на маршрутке.
Звука я не слышала, почувствовала вибрацию телефона в кармане джинсов. Чтобы достать его, пришлось перекинуть зонт в другую руку.
На экране высветился номер Татьяны Викторовны.
— Алё, — я внутренне напряглась, не зная, чего ожидать от этого звонка.
— Саша, привет, — раздался в трубке тихий голос Милены.
— Привет, мелкая, — я удивилась, а ещё больше обрадовалась, только сейчас понимая, как соскучилась по этой девочке. — Как ты поживаешь?
— Почему ты больше не приходишь? Я давно уже вернулась домой! Ты больше не хочешь со мной дружить? — Милена не позволила себя сбить с намеченного пути. А звонила она, явно, для того, чтобы высказать накопившиеся обиды.
— Зайка, я очень хочу с тобой дружить, но… — что именно «но» объяснить пятилетнему ребёнку я не могла, потому что и сама до конца не понимала, почему нам нельзя видеться.
— Ты поссорилась с мамой или Ярославом? — не отступала она.
— Нет… — ведь я не ссорилась ни с кем из них? Можно ли назвать ссорой то, что произошло между мной и её братом? А между моим отцом и Татьяной Викторовной?
— Тогда я не понимаю! — Милена уже кричала в трубку. Её детский разум, ещё не ведающий препон и запретов взрослой жизни, недоумевал. Впрочем, в этом я и сама недалеко от неё ушла.
Ответить ей мне было нечего, поэтому я задала свой вопрос:
— Мама знает, что ты взяла её телефон? — когда я была няней Милены, у неё не было своего мобильника. Татьяна Викторовна считала, что она ещё слишком мала для этого.
— Нет… — призналась девочка спустя несколько секунд молчания.
Татьяна Викторовна редко оставляла свой телефон без присмотра. Значит, Милена проявила немалую смекалку, чтобы остаться с ним наедине и найти мой номер.
— Я хочу с тобой увидеться… — её голос звучал жалобно. Мне стоило большого труда сохранять спокойствие.
— Зайка… — как ей всё это объяснить? — Надо спросить разрешения у твоей мамы.
— Она не разрешит… — голос становился всё тише. И я поняла, что она вот-вот заплачет.
— Что-то случилось, зайка? Тебя кто-то обидел? — сердце кольнула острая ледяная игла нехорошего предчувствия.
— Мне не нравится новая няня… Она злая…
— Новая няня тебя обижает?
— Нет… Она меня не любит…
Конечно, это мало что объясняло. Нужно было поговорить с Татьяной Викторовной или Ярославом. Но я понимала, что меня вряд ли будут слушать. Да и как бы я задала подобный вопрос?
— Зайка…
— Мама идёт, — шепнула в трубку Милена и отключилась.
Я забралась в подошедшую маршрутку. В душе было так же сыро и пасмурно, как и за окном. Я успела привязаться к девочке, этот разговор оставил тягостное впечатление.
Чувствовала себя виноватой. Но что я могла сделать?
Уроки тянулись невыносимо медленно. К тому же я ни на чём не могла сосредоточиться. То и дело поглядывала на Ярослава, размышляя, как бы к нему подойти и начать разговор на интересующую меня тему.
Выходило весьма жалко:
«Привет. Ты знаешь, твоей сестре не нравится новая няня, я хочу вернуться.
Ты уверена, что хочешь быть рядом с ней, а не со мной?»
Так и слышу его презрительный голос, вижу снисходительный взгляд, насмешливо изогнутую бровь.
Ну уж нет. Нужно придумать какой-то другой способ. Менее болезненный и унизительный.
И всё-таки я задержала взгляд на Ярославе. Какой же он красивый… Логинов что-то рисовал на листке бумаги. Вид у него был отрешённый и задумчивый. На лбу даже с моего места были различимы две глубокие вертикальные складки.
Кристина так и не заняла стул рядом с ним, по-прежнему сидела на первой парте со старостой. Может, поэтому он расстроен? Страдает из-за их разрыва?
Неожиданно Ярослав поднял голову и посмотрел прямо на меня. Наши глаза встретились. На какую-то долю мгновения. Короткий миг. Потом я поспешно отвела взгляд, опустила голову так низко, что ещё немного и смогла бы провести носом по парте. Сердце билось в сумасшедшем ритме.
Зачем он на меня посмотрел? Чтобы показать, что не стоит на него пялиться? Или и сам осторожно следил за мной?
От последней мысли сделалось тепло. Но я тут же прогнала дурацкую надежду. Глупости всё это. Не стоящие внимания глупости. Глупости и точка!
До конца уроков я больше не смела поднять взгляд. Выдерживала угол поворота головы ровно девяносто градусов по отношению к плечам. Шея задеревенела. Казалось, стоит лишь на миг ослабить силу воли, и голова сама повернётся в сторону Логинова. Глаза вопьются в его лицо с огромной надеждой, что и он тоже смотрит на меня.
Нет, ну не идиотка ли я? Что за ерунда творится в моей голове? И как мне навести порядок среди этого хаоса мыслей о Логинове? Тем более что я собиралась думать о его маленькой сестре. О том, как помочь ей. А вместо этого опять питаю пустые иллюзии…