Влиятельные семьи Англии. Как наживали состояния Коэны, Ротшильды, Голдсмиды, Монтефиоре, Сэмюэлы и Сассуны - читать онлайн книгу. Автор: Хаим Бермант cтр.№ 33

В 1853 году Гладстон подумывал снова вернуться к этому вопросу и попросил Лайонела составить меморандум о действиях его отца во время Наполеоновских войн. Лайонел либо не решался входить в подробности истории отцовской жизни военного времени, либо вообще был равнодушен к этому вопросу. Так или иначе, он ничего не предпринял и умер в 1879 году, так и не став пэром. Через шесть лет Гладстон рекомендовал в пэры его старшего сына Натаниэля, члена либеральной партии от Эйлсбери, и его кандидатуру приняли без возражений.

Натаниэль оказался более активным членом палаты лордов, чем его отец – палаты общин, но в целом первая партия Родни, оказавшись в парламенте, не сыграла заметной роли ни в той ни в другой палате. Когда они участвовали в дебатах по экономическим вопросам, к ним уважительно прислушивались, но и тогда они особенно не блистали. В них не было ничего от экзотичности Дизраэли. Это были такие же англичане, как самые английские из английских бюргеров и сквайров, среди которых они заседали, – как и должны были быть – и полностью слились с вестминстерским фоном. Те же, кто опасался, что иудеи привнесут чуждые порядки в Мать парламентов, приободрились.

Двое все же добились некоторой известности. Сэр Джулиан Голдсмид стал настоящим знатоком парламентской процедуры и время от времени служил заместителем спикера. Он пользовался широким уважением и, если бы не умер в пятьдесят восемь лет, возможно, стал бы спикером. Генри де Вормс служил парламентским секретарем в комитете по торговле в первом правительстве Солсбери, стал тайным советником, а в 1892 году был назначен заместителем госсекретаря по делам колоний. В 1895 году он стал пэром под именем лорда Пирбрайта.

Де Вормс был правнуком Майера Амшеля Ротшильда. Его отец Соломон де Вормс приехал в Англию еще в детстве и воспитывался вместе с детьми Ротшильдов в Нью-Корте. Потом он уехал в колонии и вместе с братьями завел обширную кофейную плантацию на Цейлоне. В 1871 году его сделали наследственным бароном Австрийской империи, а благодаря услугам, оказанным его семейством Цейлону, он и его потомки получили разрешение использовать свой титул в Британской империи.

Де Вормс был хорошим оратором – этого таланта часто не хватало Родне, – умелым боксером, прекрасным стрелком, проявлял огромный интерес к невероятному множеству самых разных предметов, однако при этом запомнился как страшный зануда. Среди прочего, он писал книги по магнетизму, Австро-Венгерской империи и восточному вопросу. Он часто выступал по еврейским вопросам и некоторые проекты поддерживал не только словами, но и делом. Двенадцать лет он был президентом Ассоциации английских евреев и какое-то время – казначеем и вице-президентом Объединенной синагоги, из-за чего по долгу службы часто взаимодействовал с главным раввином Германом Адлером, чья жена Генриетта приходилась ему троюродной сестрой. Он был одним из защитников веры, и, когда его дочь вышла за иноверца, это вызвало некоторую оторопь; оторопь усилилась, когда стало известно, что ее папенька лично посетил венчание в церкви, но это было ничто по сравнению с шоком от дальнейших новостей. После смерти де Вормса в 1903 году раскрылось, что он распорядился похоронить его на христианском кладбище.

Никто не мог этого объяснить. Он был дважды женат, оба раза на иудейках, но в любом случае даже те члены Родни, которые заключали браки с иноверцами, как правило, принимали все меры для того, чтобы похоронили их по иудейскому обряду. У него был свой участок на еврейском кладбище в Уиллсдене. Что же заставило его отказаться от веры в последний час? Высказывались предположения, что де Вормса оскорбило то, что его исключили из числа лидеров еврейского сообщества, которые от имени единоверцев в 1901 году направили поздравление Эдуарду VII по случаю его восшествия на престол. Если так, то хоть он, быть может, и умер христианином, но его обида была совершенно еврейской. Его похоронили на кладбище при церкви Святого Марка в деревне Уайк возле Гилдфорда в графстве Суррей.

Пока британские евреи пытались добиться признания их права избираться в парламент, евреи во многих других частях мира не добились даже признания их права на жизнь.

В России они находились под угрозой депортации, в Румынии боялись убийств и насилия, в Сирии – кровавого навета, в Марокко – погромов, а ближе к Великобритании, в Папской области Италии, церковь все так же оставляла за собою право похищать детей у родителей-евреев. И в каждом случае пострадавшие общины искали помощи на Западе, у Великобритании, у Совета представителей и особенно у Родни и ее главных членов – Лайонела де Ротшильда и Мозеса Монтефиоре, которые служили практически последним прибежищем для жертв.

Лайонел был виднейшим из евреев Англии и мира, но он был слишком известен, чтобы ездить в качестве посла всего еврейского народа. Он не хотел быть на виду. Кроме того, хотя два его брата, сэр Энтони и Майер, заседали в банке, без него нельзя было принять никакого важного решения, поэтому он не мог надолго отлучаться из Нью-Корта. Да и необходимой физической энергии для таких поездок у него не было, вдобавок в последние годы жизни он стал инвалидом, так что послом еврейского народа пришлось стать его дяде, сэру Мозесу Монтефиоре.

В XIX веке более половины евреев мира проживали в Российской империи, и большинство из них – в узкой черте оседлости в западных областях. Они не имели права свободно передвигаться и торговать и постоянно подвергались притеснениям. Многие жили на грани нищеты, и даже их скудные средства к существованию оказались под угрозой из-за объявленного в 1842 году указа депортировать несколько сотен тысяч человек с западных территорий во внутренние. Русский посол в Лондоне барон Бруннов, частый гость за столом у Ротшильда и знакомец сэра Мозеса, объяснял, что это «сделано из милосердия, дабы не подвергать евреев соблазну контрабанды». В то же время из России приходили новости о планах реформ в еврейском образовании, и были опасения, что таким образом их попытаются обратить в христианство.

В 1845 году сэр Мозес стал шерифом Лондона, и в оставшиеся месяцы года официальные обязанности удерживали его дома, хотя он и держался в курсе происходящих в России событий. Когда год закончился, а русские власти, по всем признаками, так и не отказались от намерения провести депортацию, он решил поехать в Санкт-Петербург и лично обратиться к царю. В конце февраля он велел подготовить к путешествию его огромный экипаж – настоящую гостиную на колесах – и 1 марта тронулся в путь.

В России еще царила зима, и в пути сэру Мозесу грозили опасности вздувшихся рек, заснеженных дорог, коварного льда, но он неумолимо продвигался вперед, преодолевая препятствия пешком там, где дорога становилась непроезжей. Наконец, через месяц пути, усталый и грязный с дороги, он добрался до Санкт-Петербурга и через несколько дней получил аудиенцию у царя. Он обрисовал бедствия еврейских общин, о которых ему стало известно, ущемления, принуждения, унижения, гонения. Выслушав все это, Николай I не стал молчать. Он так охарактеризовал недостатки своих еврейских подданных, что у сэра Мозеса, как он признался позднее, «волосы встали дыбом».

Сэр Мозес не стал подвергать сомнению эти инсинуации, однако возразил, что если бы евреи пользовались такими же правами и привилегиями, как и остальные жители России, они были бы образцовыми и верноподданными гражданами.