Книга японских символов. Книга японских обыкновений - читать онлайн книгу. Автор: Александр Мещеряков cтр.№ 138

Cтраница 138

В общем, и в Японии существовал нормальный средневековый реестр мучительных наказаний для самого тела, посмевшего преступить закон. Реестр этот предусматривал и такую, наиболее распространенную ныне, меру воспитательного воздействия, как денежный штраф, но лишь как дополнительное наказание по отношению к основному. То есть мирному японскому люду предписывалось спать спокойно. Деньги тогда еще не стали всеобщим эквивалентом для определения степени аморальности.

При этом нужно иметь в виду, что от княжества к княжеству способы наказания и их тяжесть могли отличаться — единого для всей страны «уголовного кодекса» фактически не существовало. Вернее, одобренные сёгунатом уголовные законы существовали, но соблюдались они далеко не везде. Так, даже после того как сёгунат издал указ о прекращении практики членовредительства, «на местах» она продолжала свое существование. Ибо сами князья считали, что совершивший преступление в их владениях вполне может быть наказан по их собственному разумению.

В силу японского понимания миропорядка и проистекающего отсюда общего устройства жизни отлучение от своего родного коллектива (семьи, общины, соседей, друзей, коллег по профессиональным занятиям и т. д.) всегда воспринималось как трагедия. Поэтому еще одним страшным наказанием была ссылка. Собственно говоря, наряду со смертной казнью ссылка и все ее разновидности (пусть даже и в ослабленной форме) были наиболее распространенным видом наказания за тяжкие преступления. Не случайно поэтому, что уголовные кодексы японского средневековья именно изоляции правонарушителя уделяют столько внимания. Хотя изоляция эта принимала по преимуществу внетюремные формы.

Самой тяжелой формой ограничения свободы считалась высылка (на несколько лет или навечно) на один из двенадцати малонаселенных «отдаленных островов» — аналог российской Сибири (хотя, если посмотреть по карте, «отдаленные острова» были расположены, по нашим понятиям, не так уж и далеко от центров «цивилизованной» жизни). Высылка эта обычно сопровождалась конфискацией имущества. Хотя на островах и присутствовала охрана, но никаких принудительных работ обычно не проводилось. Ссыльные находились на «вольном поселении» и самообеспечении и обладали даже правом получать посылки из дома. Беда заключалась, правда, в том, что кораблей до острова бывало обычно только два — весной и осенью. Как видно, каторга популярностью в Японии как-то не пользовалась. Может быть, потому, что каменоломен — самого распространенного в Европе места изнуряющего труда — в этой стране было мало. Строили-то из дерева, а не из камня. И рудников в силу общей минеральной бедности тоже было немного.

Кроме дальней ссылки, самого тяжелого вида физической изоляции, существовало и множество других. «Изоляция от власти» — запрет приближаться к административным учреждениям (обычно это касалось бродяг). «Изоляция от соседей» — запрет окружающим посещать дом провинившегося. Изгнание монаха из монастыря. Запрет проживать в столице (скажем, в наказание за двоеженство) или определенных городах и провинциях (включая место постоянного проживания и провинцию, в которой было совершено преступление).

Широко распространенным наказанием, применявшимся только по отношению к самураям и буддийским монахам, было приказание затворить (или наглухо забить) ворота, двери и окна (в зависимости от тяжести наказания — с запретом выходить из дома днем или и днем и ночью). Если же выходить все-таки разрешалось, то только через черный ход.

Несмотря на кажущуюся легкость последнего наказания, японцами оно воспринималось крайне болезненно, ибо наносило ущерб репутации и чести наказуемого. А это — уже очень страшно. И перед людьми — очень неудобно и стыдно.

К числу «позорящих» мер из того же ряда, но теперь уже радикально менявших жизнь преступника, относится и изменение его наследственного социального статуса. Самурая могли разжаловать до простолюдина (и тогда прости-прощай право на гарантированный князем рисовый паек, ношение двух мечей и харакири), а простолюдина — до хинин (буквально — «нелюдь»), И в таком случае человек терял статус свободного. Это происходило и с возлюбленными, покушавшимися на двойное самоубийство. Точно также наказывались инцест, некоторые азартные игры, воровство, совершаемое малолетними бродягами.

Ну, а что же сама следственная тюрьма? Условия содержания там были вполне чудовищны. Зимой стоял невыносимый холод (камеры не отапливались), летом же — еще более невыносимая духота. Камера была набита людьми, и для самых отверженных жизненное пространство сводилось к минимуму. На восемнадцать человек могла приходиться всего одна циновка (стандартная мера измерения площади, составлявшая чуть больше трех квадратных метров) — спать тогда приходилось по очереди на коленях друг у друга. Спать же днем, естественно, не разрешалось. Для первого предупреждения нарушившего этот запрет надзирателем использовалась вещь, получившая название «метательной подушки». Она представляла собой намоченный водой туго скатанный комок из обрезков материи. Заметив, что кто-то из заключенных задремал, староста, сидевший на возвышении, образованном десятком циновок, без лишних разговоров швырял эту тяжеленную «подушку» в нарушителя тюремного порядка.

«Мы увидели большой, почти совсем темный сарай, в котором стояли клетки, сделанные из толстых брусьев, совершенно подобные клеткам птичьим, кроме величины. Строение камеры моей было таково: в длину и в ширину по шесть шагов, вышиною футов восьми; от коридора отделялась деревянной решеткой из довольно толстых брусьев, в которой и двери были с замком; в стенах находились два окна с крепкими деревянными решетками снаружи и с бумажными ширмами внутри; подле дверей, в сторону, был небольшой чуланчик с отверстием в полу и глубокий ящик за замком, для естественных надобностей. Посреди каморки стояла деревянная скамейка такой величины, что я едва мог лежать на ней, а на полу в одной стороне постланы были три или четыре рогожки — вот и вся мебель».

В.М. Головнин. В плену у японцев в 1811–1813 гг.

Немудрено, что при таком температурном режиме, тесноте, пытках и антисанитарии простудные, инфекционные и иные заболевания были настоящим бедствием для заключенных. И тут уже не спасали даже весьма частые помывки (баня полагалась от трех раз в месяц зимой до шести раз — летом). И несмотря на присутствие в штате тюрьмы врача, смерть заключенных была самым обычным явлением. Около двадцати процентов заключенных умирало, не дожив до вынесения «сурового, но справедливого» приговора.

Как и во всяком другом месте лишения свободы, в японской следственной тюрьме заключенным требовались деньги. Хотя бы для того, чтобы получить в камере место получше. Или чтобы улучшить свое скудное двухразовое питание (можно было попросить тюремщика купить что-нибудь в городской лавке). Или чтобы тот же самый тюремщик принес тебе в чайнике сакэ сверх положенной нормы (да-да, заключенным полагалось немного спиртного, которое, таким образом, приравнивалось к предметам первой необходимости). Или чтобы приобрести строго запрещенный к употреблению табак.