Тюльпинс, Эйверин и госпожа Полночь - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Полечева cтр.№ 26

– Идем, милочка… – Эннилейн опустила плечи. – Я помогу донести вещи. Госпожа Кватерляйн столько тебе накупила… – Женщина вновь зашлась плачем, а потом сквозь всхлипывания проговорила: – Спешить надо, Полуночи перечить нельзя… Ох, да что же стало с этим домом…

Дорогу к особняку Эйви не запомнила. Плелась тихо и смирно за Эннилейн и странным мужчиной. Двери, которые ночью были глухи и безучастны, теперь раскрылись. Эйви обняла Эннилейн, вдохнула напоследок аромат свежего хлеба, пытаясь его запомнить, и шагнула внутрь.

– Ожидай, – скомандовал помощник Полуночи, указывая на боковую комнату.

Эйверин вошла туда, куда ей велели, и коротко поздоровалась с хорошо одетым парнем, что сидел у широкого окна. Он обернулся, и девочка невольно покривилась: выглядел незнакомец как блеклая пародия на Додо. Волосы тоже рыжие, да вот только выцветшие, тусклые. Глаза голубые, но цвета в них слишком мало, чтобы они могли считаться яркими. И веснушки на широком лице были, да только лицо полное, одутловатое, не то что у Додо. Да и сам парень весь слишком большой и дряблый.

Несмотря на то что Эйви смотрела на него с откровенной враждебностью, незнакомец широко улыбнулся полными губами и, чуть запинаясь, сказал:

– Здравствуйте. Меня зовут Тюльпинс.

Утро выдалось прескверное. Голосили трамваи, Амила гремела на кухне посудой, мальчишки на заднем дворе не могли управиться с каретой, а матушка впервые за пару месяцев села за старый клавесин. Тюльпинс перевернулся с одного бока на другой и натянул на голову одеяло. Теперь прохлада комнаты нещадно щипала его за голые ступни, и парню пришлось поджать колени к животу. Если конец лета выдался таким гадким, чего же тогда ждать от осени?

Жизнь казалась Тюльпинсу отвратительной. Усталость заполняла все внутри, хотя уставать ему было не от чего. К прибыльному делу матери парень пока никакого отношения не имел, получать образование в Седьмом раздумал – слишком уж далеко от дома, да и матушкино здоровье не позволяло покидать ее надолго. Поняв наконец, что всю прекрасную и обеспеченную жизнь ему предстоит провести в Сорок Восьмом, Тюльпинс замкнулся в себе еще больше и все чаще отказывался даже выходить из дома.

А эти люди… Молодой господин поморщился от одной мысли, что ему придется пусть даже не идти сквозь толпу, но ехать в трамвае с другими господами. Зная о деньгах его матушки, они никогда не обделяли его вниманием. Каждый считал своим долгом справиться о его здоровье, о здоровье милой матушки, о здоровье Кайли, Амилы и чуть ли не всех слуг в их доме. Тюльпинс только морщил нос и кивал, а господа расценивали его ответ как хотели.

– Тю-ю-юльпи! – послышался визгливый голос матушки снизу. – Встал ли мой милый пирожочек?!

Ступеньки заскрипели под тяжестью обрюзгшего тела, и Тюльпинс раздраженно скинул с головы одеяло и поднялся с постели. «Тюльпи! Пирожочек! – гневно думал он, завязывая атласные ленты халата. – Мне уже шестнадцать. Целых шестнадцать!»

– Доброе утро, моя радость! – Матушка вплыла в комнату и стала у двери, чтобы отдышаться. Подъем на второй этаж становился для нее все сложнее.

Тюльпинс отвернулся к окну и недовольно поджал губы.

– Мой сладкий, мой хороший! – Мать прошла в комнату и первым делом звонко чмокнула сына в щеку.

Тюльпинс тут же брезгливо отер след от поцелуя ажурным носовым платком и тихо сказал:

– Мама, прекращали бы вы есть пироги Амилы, они слишком жирные.

– Ох, милый мой! – Матушка похлопала себя по животу покрытой поперечными складками рукой. – Нужно есть, пока можешь, вот что я тебе хочу сказать! И ты, умница мой, не отстаешь!

Тюльпинс с некоторым недоумением посмотрел на свой живот, который, конечно же, еще не достигал размеров матушкиного, но был к этому довольно близок, и с раздражением спросил, желая перевести тему:

– Мою карету починили? Я бы хотел навестить Самсела. Давно нам пора помириться.

Лицо матери, одутловатое и постаревшее, вытянулось. Она виновато сложила руки на груди и запричитала:

– Сыночек, в городе нет деталей, понимаешь? Я отправила в Сороковой Тваля, но он еще не вернулся. Ее скоро починят, я обещаю. Хочешь, дам три сотни двилингов и ты выкупишь все места в трамвае? Тогда тебе точно не придется с кем-то делиться. Ну, что скажешь, милый? Договорились? А лучше уж пока никуда не ездить, правда? Или все-таки…

– Не поеду, мама, спасибо.

Тюльпинс сел на мягкое кресло и демонстративно раскрыл газету, давая понять, что больше слушать ничего не намерен.

– Ох, лапушка моя, я что-нибудь придумаю! Сегодня же, я обещаю!

– Угу. – Молодой господин раскрыл газету, закрывая лицо.

Матушка постояла секунду-другую, а потом всхлипнула и вышла прочь. Ох, до чего же она раздражала Тюльпинса! Как что, сразу в слезы. И как не вытекла только вся за эти годы!

В газетах не писали ничего нового. Город растет, процветает, Завод работает, дает топливо. Все идеально. И никаких, абсолютно никаких новостей из других городов! Тюльпинс яростно скомкал газету и кинул ее на пол. Ничего, новая служка все приберет. Парень даже не мог запомнить имен слуг, так часто они менялись. Но разве виноват он, что те плохо работают? А матушка всегда слушала только его советы, его и ничьи больше. И потому она казалась ужасно скучной. Тюльпинсу даже порой хотелось, чтобы в один прекрасный день явилась к нему госпожа сказочной красоты и небывалого ума и сказала: «Прости, сыночек, оставила тебя с этой глупой старухой. А теперь нам пора в путь, подальше от треклятого Сорок Восьмого».

Тюльпинс не любил родной город. Ему хотелось иногда оказаться далеко-далеко. Там, где светит настоящее теплое солнце, ласковый ветер играет в волосах и непременно есть высокая трава.

Парень опасливо осмотрелся, будто за ним кто-то следил, а потом зашторил окно и уселся на кровать, закрыв глаза. Покатые плечи его медленно опустились, голова склонилась набок.

Парень любил иногда делать это. Он не знал, как это происходило и что это значило, но порой ему удавалось выйти за пределы комнаты, ее не покидая. Он чувствовал солнечный жар на коже, вдыхал аромат скошенной травы, слушал гудение насекомых. И это казалось таким близким и реальным, что Тюльпинс боялся открыть глаза. Словно мог он очнуться не в своей спальне, а там, где ему по-настоящему хотелось быть.

Но наваждение отступало, и Тюльпинс вновь чувствовал приторный запах топлива, сочащийся сквозь щели оконной рамы, слышал грохот трамваев и звон тарелок на кухне. И тогда он надевал идеально выглаженный костюм, спускался вниз и весь день слонялся по дому. Он прикрикивал на слуг, отмахивался от матери, переставлял книги с одной полки на другую или просиживал часы за новым роялем. Занятия за роялем, впрочем, он не так ценил, как все остальное. Ибо толстые пальцы его не были так проворны, как он того желал. А Тюльпинс любил, чтобы все получалось сразу и непременно хорошо.