– Я считаю, что там не должно было быть вот этого crescendo, – горячился тот, что в очках. – Там же хор типа поёт, что «мать утешает», а кто ж так утешает!
– Но это же величие человека в этой музыке, он же хотел назвать его «Человеческий реквием», там должно быть это crescendo! – Тот, что с книгой, начал ею размахивать так, что Игорь испугался за жизнь очкарика, а также за свою собственную и на всякий случай отошёл подальше от любителей искусства. А ну как этот книжный сейчас ещё дирижировать начнёт своим фолиантом! А очкарик – петь.
Игорь в музыке разбирался хорошо, поэтому слышать этого не хотел. И с удивлением поймал себя на мысли о вчерашней встрече в парке.
«А как исполняет симфонию этот оркестр в её голове? Как они делают нарастающее crescendo в финале? И как весь симфонический оркестр помещается на этой сцене?»
От неуместности собственных мыслей Игорь аж покраснел. Ещё чего не хватало – думать о чужом бреде, когда вокруг своего достаточно.
– Остановка «Улица Ленина», – объявил хриплый голос из динамиков. Гипсовые лица с голубого фасада сонно и сдержанно улыбались прохожим. Солнце отражалось от облупившихся, выложенных белой плиточкой стен детской больницы, высившейся за домом с фигурами, словно свёрнутое в рулон застиранное вафельное полотенце.
– О дайте, дайте мне свободу, – сказал Игорь музыкальным спорщикам, проталкиваясь между ними на пути к выходу. Они воззрились на него с почти братской любовью, граничившей с суеверным ужасом, – ну хорошо, значит, аллюзию поняли. Хоть так.
Игорь шагнул на успевший уже нагреться асфальт и, не оборачиваясь, отправился на работу – искупать позор, который вчера привезли эти проектировщики из города К., работавшие, очевидно, при солнечном затмении, одной рукой играя на гудке, а другой распивая бочку пива от князя Галицкого. Или это половецкая диверсия? Кто знает, кто знает.
⁂
– Трамвай идёт в депо, – сообщила доверительно уморившаяся кондукторша с пакетиком семечек. Чёрная шкурка прилипла у неё над верхней губой, как мушка у дореволюционных красавиц. – На кольце развернёмся и в депо поедем, так что кому дальше, подождите следующий, погодка-то дай бог!
Большинство пассажиров протянули что-то разочарованное и лениво выползли из трамвая обратно на нагретую солнцем остановку. Игорь и сам не мог понять, почему он показал кондукторше проездной и уселся на сиденье, вытянув ноги и жмурясь от света за окном – совсем как Пенелопа на пороге его комнаты.
Подумаешь, до кольца. Дойду пешком, полезно для здоровья.
⁂
Игорь вышел из трамвая и в нерешительности остановился на остановке. Тропинка, убегавшая в парк, прямо-таки звала за собой. В то же время здравый смысл звал зайти на рынок, где из колонок музыкального киоска истошно орала какая-то блатная певица, сообщавшая какой-то матери (гипотетической), что стоит где-то одна и снова курит, а вокруг тишина. Певица безбожно врала, и на рынке толпа, и гадостно, и задирают цены, но вечером футбол, чемпионат мира, полуфинал, и надо бы взять пива и идти домой, но…
«Через парк полезно», – решил Игорь и ступил под сень зелёных дубов, по возрасту превосходивших его самого; американских клёнов, которые насадили при советской власти везде, где могли, снабжавших детей самолётиками, а Игоря – аллергией; толстенных лип и прочих лиственных деревьев, хранивших в неожиданно жаркий вечер прохладу.
По пути он с удивлением заметил, что в парке нет мусора. Вообще. Более того – на одной из спортивных площадок совершенно мирно кидали в кольцо баскетбольный мяч какие-то мальчишки, как будто появившиеся прямиком из Игорева детства.
Около старой липы Игорь остановился в нерешительности и закурил.
Такое чувство бывает, когда ты в детстве зашёл поиграть в футбол в чужой двор и мяч у тебя залетел в открытую дверь подъезда, в котором ты никого не знаешь. И вот ты заходишь в этот его прохладный сумрак, глаза привыкают к темноте, ты подбираешь мяч и невольно читаешь таблички около вереницы звонков на двери. Кто такие эти Ивановы, Крюковы, эти Энгаусы, которые живут тут? Как они выглядят, сколько им лет?
Тебе ничего не надо, и мяч уже найден, но ты со сладко замирающим сердцем зачем-то поднимаешься вверх по ступенькам, и твои шаги гулко отдаются под сводами незнакомого подъезда. Ты идёшь туда, к сладкому, недозволенному неизвестному, вдыхаешь запахи чужих обедов, лениво выползающие из-за дверей в летний день, ты как будто попал в чужую сказку из своей. И ты стоишь на очередной ступеньке, смотришь в затянутые паутиной углы последнего этажа и чувствуешь, что не решаешься перевернуть последнюю страницу и войти в эту чужую сказку.
«Да чего я тут стою? – раздражённо подумал Игорь, с усилием обрывая волну ностальгии. – Голову мне, что ли, напекло?»
– Здравствуйте, Игорь, – услышал он за спиной знакомый хриплый голос. Сердце его забилось, как оркестр в финальном crescendo первой части Девятой симфонии Дворжака. Игорь обернулся.
Ольга стояла на тропинке, опираясь рукой на нецветущую сторону поверженного стихией дерева, и курила. Она была одета в лёгкое старомодное платье мятного цвета, а на шее был всё тот же шарф в горошек. Дым от сигареты напоминал разлетающийся на парашютики белый одуванчик.
– Вы же обещали, что забудете моё имя. – Игорь улыбнулся против воли.
– И забуду, когда вы захотите, – ответила Ольга совершенно серьёзно. – Но вы же не хотите.
Игорь и правда не хотел. Точнее, больше всего на свете он хотел, как оказалось, именно этого – чтобы она его не забыла.
– Как ваш концерт? – спросил он слегка язвительно, чтобы скрыть смущение. – Что сегодня играют?
– Шуберта, – с невозмутимой улыбкой ответила Ольга. – Зачем вы спрашиваете? Вы же мне не верите и считаете, что я сумасшедшая.
– Даже если вы сумасшедшая, Ольга, я вчера не заболел. Спасибо вам за мяту, – сказал Игорь и понял, что он, кандидат наук, университетский преподаватель, строгий инженер, краснеет в эти минуты до ушей. А ещё – что он с неотвратимостью Алисы в Стране чудес и примерно с той же скоростью падает, падает, неостановимо падает в чужую сказку.
⁂
Теперь каждый день после работы Игорь спешил на трамвай, выходил на конечной остановке и почти бежал по тропинке к старому дереву. Они с Ольгой исходили уже весь парк, и теперь Игорь знал истории деревьев и людей, которые когда-то бродили под ними; знал, как зовут всех уток и двух лебедей, залетавших периодически на старую плотину внутри парка и живших на пруду. Он знал, как зовут всех игравших в высокой траве окрестных детей – Ольгу дети воспринимали как неотъемлемую часть парка, здоровались с ней, рассказывали о своих проблемах и радостях. Игорь успел побыть судьёй на нескольких футбольных матчах на заброшенной площадке и даже провести мастер-класс для самых маленьких по тому, как надо бить пенальти.
Каждый вечер он провожал Ольгу на пустынную концертную площадку на очередной концерт и шёл домой вприпрыжку, как влюблённый школьник, возвращающийся со свидания с мыслями о следующем.