– Какой кошмар, – сочувственно отозвался Игорь. – Чего доброго, он и мусор в урну выбрасывать начнёт. Или, ещё хуже, хамить перестанет.
…По свежезародившемуся, но уже очень бурному потоку, бежавшему вниз, с горы, прочь от красных больничных стен, пропитанных лекарственным запахом, сквозь одинаковые кварталы новостроек и покосившихся деревянных домов с развесёлыми наличниками, туда, где свистели электрички и готовились уснуть на зиму в порту большие взрослые суда, спешил бумажный кораблик.
У него не было названия или порта приписки. Но зато по его клетчатой палубе тянулась написанная нетвёрдой рукой студента-филолога Яна Малинина надпись:
«Море – вода чистейшая и грязнейшая, рыбам пригодная для питья, людям – губительная. Свиньи наслаждаются грязью больше, чем чистой водой. Короче, противоположности на самом деле едины, как бы говорит нам древнегреческий философ Гераклит».
⁂
Первым, кого увидела Аня, выходя с работы в понедельник вечером, был кудрявый парень в клетчатой рубашке, со следами бессонницы и крайне богатого внутреннего мира на лице. Как там говорил Валера? Ян, кажется? Студент-филолог, специалист по чужим снам? Фрейд по нему плачет, вот что. Аня понадеялась было, что коллега Оле-Лукойе стоит здесь по чью-то ещё душу, но быстрота, с которой он отделился от стены при появлении санитарки Ивановой, оставляла мало места для надежды.
– Анна Сергеевна, – изрёк он, хватая Аню за рукав куртки, – мне нужна ваша помощь, выслушайте меня, пожалуйста.
Глаза юного филолога напоминали при этом два чайных блюдца. Аня остановилась:
– Я Степановна, ну да ладно. Чего там у тебя случилось?
– Ну, в общем, Ася Энгаус, которая лежит в кардиологии… Ну, в общем, я её люблю и очень хочу ей помочь. Но я не знаю как.
– Ну, не знаю, подари ей цветы. – Аня усмехнулась. – Или узнай у её лечащего врача, все ли положенные по квоте лекарства ей дают. Вдруг не все, и ты сможешь что-то купить.
Глаза Яна Малинина стали неожиданно колючими.
– Давайте, отшучивайтесь, как все. Я его спрашиваю про прогноз, но получаю только шутки про погоду. Я мог бы что-то понять из его снов, но ведь он с тех пор, как вы появились, напивается какого-то снотворного каждую ночь и вообще их не видит! Понимаете, Анна Семёновна, вас он хотя бы уважает. Я думаю, если его спросите вы, он вам ответит честно. Понимаете, я готов отдать всё за то, чтобы она выжила. Вообще всё. Так ему и передайте. Он может забрать у меня всё, я могу заплатить…
Ситуация наконец начала вырисовываться. Она оказалась вполне человеческой, понятной – и, увы, невесёлой. У девушки тяжёлый диагноз, а у лечащего врача тяжёлый характер (судя по тому, что Ян пришёл к Ане, лечащим врачом был-таки Максимилиан Генрихович), перспективы неясные, а парня никто не информирует, потому что он не близкий родственник. Как было бы хорошо, если бы наличием денег лечились все неизлечимые болезни! Жаль мальчика, он ещё не понимает.
– Ну, Ян, слушай… – Голос Ани даже потеплел. – Я могу поговорить с Максимилианом Генриховичем, но ты же понимаешь, что не деньги всё решают.
Глаза у Яна были такие, что Ане стало страшно. Он тихо, хриплым шёпотом выговорил:
– Я не про Макса, он делает всё, что может… Я про Сашу.
Судя по цвету его лица, этот мальчик сейчас сделал нечто невообразимое и сам в это не очень верил. Они стояли вдвоём, друг напротив друга в опустевшем холле; пожилая гардеробщица, кажется, задремала. С потолка в подставленное жестяное ведро с мерным стуком капала вода.
Ян уставился в пол, всем своим видом показывая, что в мире нет ничего интереснее рисунка на линолеуме. Гардеробщица грозно похрапывала, постепенно наращивая и громкость, и частоту звука.
Телефон в сумке у Ани издал какой-то протяжный, птичий звук.
«Да не бойтесь, Аня, выходите, я вас жду. Надо же мне отдать вам сумку?» – гласила надпись на экране. Судя по тому, что номер отправителя был неизвестен, а Анин телефон не умел издавать птичьих трелей, Сашка был опасно лёгок на помине.
Ян всё понял по выражению лица Ани и побледнел ещё сильнее (хотя Аня считала, что живой человек такого цвета быть уже не может).
– Извините. Я… я не хотел. Хотите, я вас отсюда заберу?.. Я умею летать и становиться невидимым, – скороговоркой выдохнул он.
Аня представила себе, как, теряя сапоги и конспекты из сумки, пролетает над Мотовилихой, как фанера над Парижем или героиня картины Марка Шагала, и против воли усмехнулась.
Надо было что-нибудь сказать. И Аня сказала:
– О как.
⁂
Сашка стоял, вальяжно облокотившись на осыпающееся старинное крыльцо, и курил. Его длинные чёрные волосы были собраны в хвост вместе с запутавшимися в них осенними листьями.
Несмотря на то что дождь лил как из ведра, сигарета в Сашкиных зубах не гасла. Его римский профиль был, как всегда, украшен презрительной улыбкой. «Почему «как всегда»?» – подумала Аня. Ведь она видела его в третий раз в жизни, когда она, интересно, успела выучить улыбки этого человека?
– Здравствуйте, Аня. – Сашка тенью отделился от крыльца. – Я смотрю, вы тут мир познаёте?
– Слишком много информации, – честно ответила Аня. – Но я понимаю всё меньше и меньше.
– А что же у меня не спросите? Или вы тоже меня боитесь? – Сашка прищурился. Ане показалось, что он смотрит на неё почти с вызовом, но, может, это свет фонаря всё путал. Она открыла зонтик.
– Саша, я вижу вас в третий раз в жизни, и у меня даже нет вашего номера телефона. Как вы это себе представляете – мне что, выйти во двор и крикнуть: «Саша, я запуталась, объясните мне?», напугать всех окрестных котов, перебудить всех старушек и взбаламутить всех, кого зовут Сашами?
– Это тоже сработает. – Саша пожал плечами. – Вы можете позвонить вообще по любому телефону, я отвечу. И если вам не нравится имя Саша, вы можете называть меня иначе.
– Как?
– Да как угодно. Имена в целом произвольны. Так что вы там хотели у меня спросить?
Дождь и не думал становиться меньше. Аня вспомнила про Сашину бабушку – предсказателя погоды и пожалела, что у него нет ещё и бабушки – разгонятеля туч. Или есть?.. Сколько их вообще, что они делают и сколько ещё привычных вещей зависит от кого-то неведомого, от кого-то, кто, может быть, бродит по тем же улицам и работает в соседнем кабинете?
– Расскажите мне, кто вы все такие. Сколько вас? Зачем вы нужны и откуда берётесь? Ах, ну да, и ещё купите мне кофе, пожалуйста. – Аня поёжилась. – А не то я простыну, пропущу кучу занятий и перезаражаю всех в больнице. Если, конечно, у вас нет какого-нибудь специального супергероя-неудачника, который отгоняет микробов от людей.
– Зачем мы нужны – это хороший вопрос. – Сашка щёлкнул пальцами, окурок в его пальцах вспыхнул и пропал. – Пожалуй, самый главный. Считается, что мы есть потому, что нужны городу, чтобы оберегать его.