Пустогрань - читать онлайн книгу. Автор: Ксения Сергеева cтр.№ 31

Маричка робела от стремительных перемен, и этот ангар окончательно выбил из колеи: не хватало еще быть вовлеченной в пиратскую авантюру. Впрочем, она уже в ней.

– Да нет же! Послушайте! Мы пришли из-за Охотников!

Ангар исчез, исчезла площадь, даже бриз затих и скрылся где-то за углом кухни, только запах моря и крики чаек, да чуть покачивающийся диван, будто бьющаяся о волны гондола, остались в комнате.

– Ах вот оно что! Я было подумал, что кому-то интересен мой город, а не только я. Эгоистичные, эгоистичные люди… В наш век вымирает понимание настоящей красоты, восторг от бескрайних горизонтов, неподдельный страх наводнений… Итак, милая, говори.

Маричка в который раз делилась нехитрым планом. Муська, казалось, совершенно заскучала, а Тень, как будто видел те самые горизонты, в которые влюблен Венецианец, все смотрел и смотрел в окно. Маричка, увлекшись, не сразу заметила, как Тень напрягся. Его силуэт темнел, будто наливался чернотой. Так он выглядел во время рассказа Горгульи, видимо, сочувствовал, но не рисковал выразить это вслух, так было на болотах Сонника – и сейчас. Маричка осеклась на финальном «вот» и внимательно присмотрелась к товарищу. Он по-прежнему смотрел в окно, но выглядел черным плотным пятном краски. У него даже различались черты лица: глубоко посаженные глаза, небольшой нос и полные, беззвучно движущиеся губы. Венецианец проследил за ее взглядом, но только улыбнулся:

– Не волнуйся, милая, должно быть, он просто что-то припомнил. Видишь ли, мой город идеально подходит для ностальгии и воспоминаний. Он терпеливо восстанавливает их, чтобы помочь пережить и отпустить. Наверное, тебе не понять, но людям постарше насущно необходимо пару раз в жизни вот так перезагружаться, – Венецианец еще раз как-то воровато огляделся, – да и приятельнице твоей тоже не повредит… Все эти кошачьи жизни, должно быть, ей здорово поднадоели. Посмотри, она тоже чувствует что-то. Да не волнуйся, это не опасность, это просто очищение! – Венецианец ослепительно улыбнулся и взял Маричку под локоть. – Я бы на твоем месте не мешал им. Может быть, отойдем на минуточку, чтобы они могли справиться с легким оцепенением?

Маричка повиновалась, в словах Венецианца ей слышалось истинное сочувствие и понимание, тем более сама она понятия не имела, что происходило в прошлом Тени или Муськи. Конечно, у них могли быть мрачные тайны, почему бы и нет? В каждом сюжете, который сейчас приходил в голову, герои обязательно имели страшную тайну. Вокруг этих тайн всегда все и крутилось. Так почему бы не помочь обоим сделать их груз чуть легче, а этот добрый торговец может просто так облегчить их ношу. Маричка и хозяин на цыпочках вышли из комнаты.

В доме Венецианца все покачивалось и плыло, словно сама квартира была кораблем, а ее содержимое – скарбом кают и трюма. Стены, выкрашенные под каменную кладку, сплошь увешаны зеркалами. И если гостиная напоминала площадь, то комнаты, которые Маричке удалось мельком разглядеть во время путешествия на кухню, походили на запущенные мастерские, из-за дверей то доносился звук кузницы, то проникал непонятный цветной дым, то блеск стеклянных поверхностей. И зеркала. На каждой двери, на стенах прихожей, даже на входной двери – зеркала. Они не походили на своих современных собратьев, были мутными по краям, отороченными позолотой и барельефами в виде морских кораблей, листвы, незнакомых, но гордых лиц. Они были темнее, и в них будто бы таилась какая-то другая, неизвестная Маричке жизнь, возможно, там все было перевернуто вверх тормашками или движение шло задом наперед. Вспомнились приключения девочки Алисы в Зазеркалье, вот только теперь они казались пересказом настоящих событий. А что если Алиса была заперта в одном из этих зеркал: глубоких, непрозрачных, слабо отражающих свет? Маричка поспешила отойти от разномастных поверхностей подальше. Она чувствовала, как они искажают то, что она видит, даже ее собственные отражения на нее не походили.

Венецианец уже позвякивал бокалами в кухне, больше похожей на загаженный трюм в пережившем бурю корабле. Маричка поежилась. Венецианец не поворачивался к ней, низко склонившись над склянками на железных подставках, медленный синий газ лился из конфорок.

– А это у них… надолго? – Маричка посмотрела на стену, отделяющую ее от Тени и Муськи, тут же натолкнулась на свое отражение в зеркале. Оно менялось: волосы укорачивались, потом удлинялись, рот кривился, а глаза…

– Что ты, нет, совсем ненадолго, я все-все делаю быстро, как хороший правильный ветер. – Венецианец не удостоил Маричку взглядом (куда только делось его радушие?) и наполнил пробирку ярко-салатовой жидкостью из прокопченной турки.

Маричка мялась у входа. Ей вовсе не хотелось проходить в кухню, почему-то захотелось как можно скорее уйти, и только мысль о друзьях задерживала в комнатной Венеции под морскими канатами с кухонными прищепками. Странное все вокруг, странное…

Уже несколько часов назад Маричка заметила нечто новое в себе, наверное, сразу после видения у Горгульи. Все краски как будто обрели значение: они стали ярче, насыщеннее, даже звучали по-особому, эти звуки Маричка не могла себе объяснить, но тревожно вслушивалась в красный, серый или мутный зеленый. Все они что-то говорили ей на своем языке, но она не могла разобрать ни слова, только низкий гул отовсюду. Как оказалось, не только ступени в подъезде имели острые углы: каждый предмет, который она видела, напитывался четкими до рези очертаниями, Маричка смогла видеть его со всех сторон, любая форма становилась понятной и объяснимой. Иногда она чувствовала даже происхождение всех на свете стульев, ковров, углов, движений, взглядов, вкусов… Чувствовала, но пока не могла уловить, чтобы разглядеть. Ей было страшно и любопытно. Нужно быть внимательнее, все повторяла она себе, и на это списывала новые ощущения. Ведь именно такого результата и добивался от нее Петровский. Вот только в этой квартире обостренные чувства становились непереносимыми, что-то угнетало ее и заставляло теряться. Может быть, потому, что у нее нет девяти жизней и не о чем особо вспоминать?..

Венецианец помешивал содержимое пробирки резным вязальным крючком. Острый его кончик напоминал заточенный клык, Маричка разглядела руны на узкой поверхности, но не успела даже подумать об этом, как Венецианец обрызгал ее едко пахнущей отравой прямо с конца крючка. Губы его плотно сжались, подбородок неправдоподобно заострился и вытянулся вперед. От былой улыбки не осталось и следа. Глаза походили на эти бесчисленные зеркала: черные, непроницаемые, устрашающие. Маричка вдруг почувствовала слабость и легкость одновременно. Она опустилась сначала на колени, потом прилегла на пол плавно покачивающейся кухни. На секунду ей показалось, что еще немного, и она сможет просочиться сквозь пол и погрузиться в холодную морскую воду. Волны сомкнулись вокруг нее… И она больше ничего не помнила до того момента, как проснулась в подвале на потертом изрезанном коврике.

Марк любил кукол всегда. Он собирал их потрескавшиеся тела на помойках, выискивал на блошиных рынках, ездил в заброшенные деревни на поиски клада и всегда находил его: поразительно, как быстро люди утрачивают интерес к лучшим друзьям детства – игрушкам. Он же ценил их всегда. Их безмолвие, их покорность, их полные обожания глаза не позволяли ему чувствовать себя одиноким. Он восстанавливал, клеил, чистил, пришивал, полировал без конца. Он придирчиво осматривал работу и редко оставался недовольным собой и новым другом. Он бы никогда не выбросил такого красавца! Другое дело люди… Только осознав свою власть над ними, кукольник понял, насколько они ничтожны: тщеславные, глупые, ограниченные, такие послушные в его силках, но в то же время бездарные, в них никак не вдохнуть вторую жизнь, так пусть хоть секунду поживут с новой искрой! Он смеялся над ними, бесновался и радовался, когда удавалось вернуться к тихим полкам, где его ждали настоящие принцессы, клоуны и пираты.