Страшная общага - читать онлайн книгу. Автор: София Яновицкая, Анна Коршунова, Оксана Заугольная, и др. cтр.№ 34

Анна уже потеряла так двоих. Она больше не хочет терять никого. Никогда.

* * *

«Тетку с шариками» считают городской сумасшедшей. Яркие длинные платья, крылатые кофты, румяна во все щеки и зеленая помада, накрученные на шее метры шарфов, кружевные перчатки, сверкающая бижутерия на исколотых ушах, на шее, на запястьях, на щиколотках – кричащая, но безобидная маска существа не от мира сего.

Анне это нравится – удобно, не надо ничего объяснять, никто не проникает – ни взглядом, ни мыслью – дальше того, что видит. Ее не боятся, только тайком покрутят пальцем у виска и через несколько шагов забудут.

В ответ она прячется за толстыми стеклами очков – прячется, чтобы лучше видеть враждебный мир, чтобы лучше защититься в случае чего. И защитить детей.

Карманы ее кофт набиты звонкими тяжелыми монетами, словно бременем, влекущим ее вниз, к земле, – в противовес связке из воздушных шаров, которые она бережно несет в вытянутой руке.

И хорошо, что никто из прохожих не догадывается, что это вовсе не воздушные шары. Лишь однажды чуть не случилась беда: прохожий поднял глаза на связку шаров и отшатнулся, сел на асфальт и, раскрыв рот, проводил ошарашенным взглядом Анну.

К счастью, шок его был так велик, что он ничего не успел предпринять. Анна поняла, что он видел детей. Видел их так же, как она, – потому что страдал той же болезнью глаз, что и она. Обычный мир для нее выглядел мутно, зыбко, призрачно – настолько призрачно, что призраки в нем казались даже слишком плотными и естественными.

* * *

Эта девочка появилась у них внезапно. Просто возникла на подоконнике из ниоткуда. Первой заметил ее Коля. Обычно тихий и молчаливый, сидящий за столом и рисующий-рисующий-рисующий. Необязательно карандашом на листе бумаги. Даже просто пальцем на столешнице – он так не любил, когда Анна вытирала пыль. Он подошел к Анне и осторожно коснулся ее плеча.

Она вздрогнула.

– Что случилось, Коля? – как можно более спокойно спросила она.

Убитые дети боятся всего, что напоминает им об их смерти. Если тебя застрелили, как Колю, ты будешь вздрагивать от резких звуков, дрожать при виде молнии, бежать прочь от запаха гари. Но при этом – странное дело – тебя будет тянуть к огнестрельному оружию. Анне не с кем было поделиться своими наблюдениями. Да и вряд ли кому-то это было нужно. Она не знала больше никого, кто воспитывал бы мертвых детей.

Коля снова потрогал ее за плечо. Она даже не заметила, как погрузилась в свои мысли.

– Что случилось? – повторила она.

Коля указал рукой на подоконник.

Там, глядя снизу вверх на новую девочку, толпились все остальные дети. Цесаревич Алексей даже распахнул рот от удивления – совсем не по-императорски. Давно здесь не появлялись новички.

Анна подошла к девочке. Худенький заморыш, та взирала на Анну с опаской. Казалось, одно неверное слово, одно резкое движение – и девочка отшатнется, полетит вниз прямо с восьмого этажа.

– Тихо! Тихо, – сказала Анна, протягивая к ней руки.

Она не знала, как именно умерла эта девочка, поэтому боялась ошибиться.

– Не бойся! Иди сюда, мы тебя не обидим.

Дети, сгрудившиеся у ее ног, молчали.

* * *

Она была тощей и бледной, эта девочка, прозрачнее любого из призраков, и ни на секунду не вынимала большого пальца изо рта. На руках и теле синяки, в одежду набился песок. Этот песок больше всего злил Анну. Он появлялся снова и снова, сколько бы она ни вытряхивала ее одежду. Песок появлялся, синяки не сходили, бледность не пропадала. А это означало только одно – девочка так и не была похоронена. Ни через три дня, ни через неделю – никогда после смерти.

Она ни с кем не разговаривала. Среди мертвых детей, которые и так не отличаются болтливостью, эта маленькая покойница была самой неразговорчивой. Только, кажется, Коля нашел с ней общий язык. Странную они составляли пару – пятилетняя песчаная фея – так Анна называла новенькую, пока та не скажет свое настоящее имя, – и четырнадцатилетний подросток с длинной челкой, прикрывающей огнестрельную рану на виске. Они часами сидели за самым дальним столом, возили пальцами по столешнице и о чем-то беседовали на понятном только им языке жестов. Эта девочка умела говорить, это было ясно как день. У нее было лицо человека, который умеет говорить.

Анна уже давно – очень давно – усвоила правило: не заставлять, не требовать, не настаивать. У них впереди вечность. И у нее, стало быть, не меньше.

Девочка подошла к ней спустя восемьдесят три дня. Взяла осторожно за руку, перевернула ладонью вверх и стала аккуратно, едва касаясь, используя полустертую линию жизни, как разлиновку строчек, выводить буквы. Это так сложно – успеть почувствовать их: девочка выводила буквы неумело, то и дело с исчезающим нажимом. Хотя бы понять – латиница это или кириллица.

В – начала писать девочка. В столь юном возрасте, когда не все умеют читать и писать, мало кто из детей различает строчные и прописные буквы.

А – была следующей. Это могло быть все что угодно, вплоть до слова «банк». Вплоть до того, что ее заперли в банковской ячейке, где она и задохнулась.

С – нет, это не банк. Но так много вариаций того, чем может оказаться это слово.

N – это какой-то бред. Что-то совершенно непонятное. Такого слова, такого имени в принципе не существует. Если только у китайцев, корейцев или жителей Африки. Но девочка не была похожа ни на китайца, ни на корейца, ни на жителя Африки.

Л – кириллица? Неужели это все кириллица? Тогда понятна эта странная N, вдруг возникшая в середине слова, как одинокий гриб посреди травы. Это И, всего лишь перевернутая И. Дети так любят переворачивать буквы.

Дальше Анна уже ничего не угадывала. Просто ждала, когда девочка закончит выводить буквы на ладони.

ВАСNЛИNА – гласила надпись. Имя, просто имя, пусть даже довольно редкое. Не место смерти, не орудие убийства. Даже не имя убийцы. Странная особенность мертвых детей – они не помнят ничьих имен из своей жизни, кроме собственного. Потому-то они и не могут поведать ничего из обстоятельств своей смерти. Но Анна и не расспрашивает. К чему? Они убиты и похоронены. Дни, годы и века назад. Пусть живые сами заботятся о своих мертвецах. У Анны и так много дел.

Девочка держала ее за указательный палец и ждала, когда Анна вынырнет из своих мыслей.

– Значит, Василина? – спросила Анна.

Девочка промолчала.

– Ну что же, Василина, будем знакомы.

Девочка вынула палец изо рта. Оттуда влажными пластами выполз мокрый песок. Юркий красный червячок, оказавшись на ковре, закорчился и попытался зарыться в мягкий ворс. Запахло тиной, мокрым камнем и пустой могилой.

* * *

Прошло еще три месяца. Василина больше не держала палец во рту. Иногда она кашляла песком, песок тек по подбородку, как слюни, даже сморкалась она песком. Но рот ее был свободен – а она так ничего и не говорила. Она набивала рот пищей, жадно, почти не пережевывая, глотала огромные куски – огромные настолько, что они застревали в пищеводе и вспучивались буграми на худеньком горле. Она ела и ела – все, что попадалось под руку. Призракам не нужна еда, но Анна всегда держала на столе яблоки, конфеты, вафли, бутерброды, по утрам там дымилась в тарелках манная каша с неизменными комочками. Призраки так отчаянно цепляются за детали из своей жизни, а еда – это очень важная деталь. Но так, как ела Василина, на памяти Анны не ел еще ни один призрак. Это была какая-то болезненная фиксация, и не на конкретном виде пищи – Василина глодала даже кожаную обивку стульев, – а на самом поглощении.