Хотя нет, это было не главным. Главным оставалась тушка. Берт не был наивным и прекрасно понимал, что пройдет немало времени, прежде чем какая-нибудь птаха случайно запутается в его кустарнике или на дороге попадется дохлое животное. Случайностей он не любил и боялся. Поэтому решил поступить иначе.
Он тщательно смазал огрызок тоста с мармеладом ядом, который брал для уничтожения насекомых, и положил на крышку бака с органическими отходами. Может, ученые и бились насмерть, пытаясь отстоять вероятную разумность братьев наших меньших, но для Берта ответ был очевидным: вряд ли разумные твари рылись бы на помойке. Его мнение чуть пошатнулось, когда он отогнал от опасного гостинца пару подростков. Похоже, вне его уютного мирка иногда происходили странные вещи, и даже люди не стыдились такого странного способа добычи съестного.
По счастью, больше попыток испортить его эксперимент не было, и парочка невзрачных сероватых кошек успешно отужинала приманкой. А уже через два часа в руках Берта очутились две бездыханные тушки.
Он чувствовал себя странно, замотав в ткань и таща с собой свою добычу – одну из тушек, вторую он бросил там же, на помойке. Живые существа, охоту на которых то разрешали, то запрещали, а использование в пищу или для иных нужд которых было «цинично и нецелесообразно», и против этого шли бесконечные акции протеста Гринписа, оказались хрупкими. Очень.
Берт понятия не имел, что смерть может наступить настолько легко. Он ведь даже ничего толком не сделал. И – он прислушался к ощущениям – внутри ничего не дрогнуло.
Так что теперь у него было тело для эксперимента. Он надел перчатки и маску и придвинул поближе таз на случай, если будет тошнить. И только после этого сделал аккуратный разрез на грудине трупика. Темное, почти черное жесткое мясо потрясло его, но еще больше его потрясло то, насколько тонкая кожа под шерстью, – ему не удалось даже вытащить остов, не говоря уж о более мелких деталях. Первый труп он совершенно точно загубил.
Возвращение на помойку стало для него разочарованием: за недолгое время отсутствия кто-то изрядно повозил его добычу и вдобавок оторвал голову. Не иначе как те самые подростки, что вертелись около мусорных баков. Вряд ли бродячие собаки – пока Берт в их районе ни одной не видел. С другой стороны, он не подозревал и о том, что здесь могут болтаться вот такие недоросли, готовые наброситься на кусок хлеба: как-то это не вязалось с респектабельным районом города с равными возможностями. Берт вздохнул и вернулся в дом за еще одним кусочком хлеба и ядом. Он не привык останавливаться из-за одной неудачи, а яда против вредителей он купил достаточно.
В этот раз на его приманку клюнул толстый унылый голубь. Это было похуже кошки, но Берт не собирался сдаваться. Со второй тушкой он не стал торопиться, и почти все вышло как надо. Только он не рассчитал и срезал копчиковую железу, отчего хвостовые перья уныло повисли, а некоторые даже выпали. Но он смог аккуратно вытащить голову и лапы, пусть последние и вывернулись как чулки, заставляя его понервничать.
Очистить тушку оказалось непросто, и Берт даже сорвал маску, которая ему мешала. Но с каждым движением специальной ложечки он чувствовал все большее удовлетворение – результат его работы был виден невооруженным глазом. Кожа изнутри становилась чище, сама тушка приобретала все более понятный вид. Чистый. Правильный.
Что-то странное Берт заподозрил, когда разведенным купоросом тщательно покрывал каждый миллиметр поверхности внутри кожи. Нельзя было пропустить даже краешка, и в то же время купорос не должен был попасть на перья – изумительное чувство! В последний раз Берт так прекрасно себя чувствовал, когда выбрасывал вещи на улицу.
Ему даже пришлось ненадолго оставить работу и выйти подышать. Но не из-за неприятного запаха – его просто не было – и не от отвращения, а наоборот. Его переполнял чистый незамутненный восторг. Невероятные ощущения.
Очищенный череп птицы он сразу опустил в раствор, а сам занялся каркасом. Дядя Смитсена определенно был прав, и ловкие руки тут значили много. И хороший глазомер – Берт дважды отрезал лишнее от проволоки под крылья, а потом наматывал вату и отматывал обратно, чтобы втиснуть получившийся манекен в тушку и не порвать тонкую кожу.
Берт чуть было не забыл череп, но вовремя о нем вспомнил. Глазницы были заранее заполнены пластилином, и теперь он вытащил его, с помощью пинцета закрепляя бусины. Некоторые перья стояли торчком, виднелись проплешины там, где они не удержались, но об этом Берт был предупрежден инструкцией. Он осторожно возвращал каждое перышко на место и наносил микроскопическую каплю специального быстросохнущего клея.
Наконец он смог отодвинуться от чучела и размять шею. Может, ему казалось или его обманывало зрение, но птица выглядела лучше, чем при жизни. Блестела черными бусинками глаз, стояла на подставке, красиво сложив крылья, а не рылась в помойке. Берта охватило невероятное чувство удовлетворения от хорошо проделанной работы. Наверное, это даже немного напоминало счастье.
Он постоял так еще, силясь продлить ощущение, после чего тщательно убрал все со стола, а птицу отнес в комнату с прочими экспонатами, где записал ее под номером три в довольно толстый новый журнал. Останавливаться на этом он не собирался.
Джейн
– Простите моего помощника, госпожа Хоуп, – медленно проговорил кто-то хрипловатым голосом прямо над ухом Джейн.
Она хотела было, не открывая глаз, возмутиться, что кто-то неизвестный знает, кто она такая, но потом сообразила – висящий на ремне жетон с именем. Это удачно, если тебя направляют в дом престарелых или на тихую улочку, где все друг с другом знакомы. Сложное иногда бывает таким простым, что только диву даешься. Она наконец рискнула приоткрыть глаза, совсем немного, но тут же забыла о предосторожностях и распахнула их, пытаясь разглядеть хоть что-то. Отступившая паника вновь нахлынула на нее.
– Ох, и меня простите, запамятовал я, что вам свет нужен, – раздался тот же голос так близко над ее головой, что Джейн машинально отпрянула.
В то же мгновение ей пришлось зажмуриться от непривычно яркого света, идущего от многочисленных шарообразных ламп. Они как странные фосфоресцирующие грибы были натыканы на стенах гроздьями, освещая собой эту… тайную лабораторию? Пещеру? Нет, как бы Джейн ни хотела экстравагантности после такого феерического спуска, но находилась она в самом обычном офисном кабинете, даже лежала на скользком дерматиновом диване, какие сотнями производили специально для офисов.
Она осторожно села, придерживая обеими руками голову, которая так некстати снова закружилась. И тут глаза ее расширились от изумления. То, что сначала она приняла за стеллажи, оказалось кипой гробов, вставленных друг в друга наподобие детской пирамидки.
Гробы побольше и совсем крошечные, обитые красивым атласом и обычные деревянные… Джейн больше не думала, что комната похожа на офис, скорее, на уходящую вдаль галерею с самой удивительной коллекцией, которую она когда-либо видела.
– Что это? – слабым голосом спросила она.