– Да.
– Правда ли, доктор, что на симпозиуме вы сказали, будто однажды сами видели Бога, когда молились?
Доктор Келлер опускает взгляд:
– Тогда я была всего лишь ребенком… но запомнила это на всю жизнь.
– Так, возможно, эти ваши воспоминания предрасположили вас к тому, чтобы поверить в истинность видений Веры?
Психиатр поднимает глаза и смотрит с холодным профессиональным спокойствием:
– Независимо от моего личного опыта, мистер Мец, я провела ряд клинических исследований…
– Да или нет, доктор Келлер?
– Нет! – резко говорит она.
Мец закатывает глаза:
– Да бросьте, доктор! Разве вы не верующая?
– Верующая.
– Разве вы не посещаете церковь каждую неделю?
– Посещаю.
– И вы заключаете, что девочка действительно видит Бога. А если бы на вашем месте оказался… ну, к примеру, атеист? – Мец поворачивается к зрителям и отыскивает взглядом Иэна Флетчера. – Может быть, он пришел бы к иному выводу?
– Если бы я была атеисткой, – отвечает доктор Келлер, – то все равно осталась бы психиатром. И все равно заключила бы, что у этого ребенка нет никакого психического заболевания.
Мец сердито щурится. Все идет не так, как он планировал. Эта дамочка должна была «сдуться» еще пять вопросов назад.
– Доктор Келлер, насколько мне известно, вы рассказали о случае Веры Уайт на психиатрическом симпозиуме?
– Да.
Мец продолжает наступать:
– Не затем ли вы это сделали, доктор, чтобы привлечь к себе внимание?
– Такое внимание не сулило мне никакой выгоды. Наоборот, я рисковала собственной репутацией. – Она грустно улыбается. – Далеко не каждый психиатр захочет официально заявить, что его пациент видит Бога.
– И все же, – повторяет Мец, – вы привлекли к себе внимание, разгласив конфиденциальную информацию о своей клиентке. Этично ли это?
Доктор Келлер в очередной раз удивляет его: открывает тетрадь, лежащую у нее на коленях, и достает оттуда какую-то бумагу.
– Вот подписанный Мэрайей Уайт документ, согласно которому я имею право представить на симпозиуме медицинский случай ее дочери, не называя имени и фамилии.
– Прекрасно! – восклицает Мец. – Значит, мы имеем письменное подтверждение того, что Мэрайя Уайт сутенерски использовала собственного ребенка для привлечения аудитории.
– Мы с миссис Уайт все подробно обсудили, – отвечает доктор Келлер. – Я надеялась, что кто-нибудь из специалистов, имеющих больший опыт, чем я, поможет нам проследить корни Вериных видений. Одна голова, знаете ли, хорошо, а двадцать лучше. Нам нужна была вовсе не аудитория, мистер Мец. Мы искали средство решения проблемы.
– Вы беседовали с миссис Уайт как психотерапевт?
– Нет, в этом качестве я работала только с ее дочерью.
– Можете ли вы с полной уверенностью сказать, что в глубине своей нездоровой души эта женщина не хотела с вашей помощью выставить ребенка на всеобщее обозрение?
Доктор Келлер смотрит сначала на Мэрайю, потом на Веру, сидящую через несколько рядов.
– Нет, – говорит психиатр, и это слово мягко падает в протянутую ладонь Меца.
– Ее доставили в отделение экстренной помощи с кровоточащими ранами на обеих руках, – отвечает доктор Блумберг на вопрос Джоан. – Обычные процедуры не помогли остановить кровь, и тогда вызвали меня.
– Что вы предприняли?
Доктор откидывается на спинку стула:
– Сделал рентген кистей рук.
– Каков был результат?
– Я не обнаружил никаких признаков травмы: ни разрыва тканей, ни повреждения костей. Сквозные отверстия постоянно медленно кровоточили, но совершенно не были похожи на проколы.
– Сталкивались ли вы с чем-нибудь подобным прежде?
– Никогда. Я был в полном замешательстве. Я консультировался с коллегами: педиатрами, ортопедами, хирургами… Одну за другой мы отмели все возможные медицинские причины кровотечения. В итоге я просто оказал девочке необходимую помощь и отправил ее домой, а сам стал изучать медицинские журналы.
– И что же в них говорилось?
– Что, как многим известно, подобные случаи неоднократно наблюдались в прошлом. В далеком прошлом. Я и сам был склонен относиться к таким утверждениям с осторожностью, но, по всей видимости, у католических святых действительно были стигматы – кровоточащие раны на ладонях, ступнях и/или боках. Медицински необъяснимые, но удостоверенные.
– Когда был зафиксирован последний случай? – спрашивает Джоан.
– Протестую! Этот вопрос вне компетенции доктора Блумберга.
– Протест отклоняется, – говорит судья. – Так когда же, доктор?
– Был некий падре Пио, умерший в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году. Но самый известный стигматик – это, пожалуй, Франциск Ассизский. Он жил в конце двенадцатого – начале тринадцатого века. Пишут, что стигматы – вполне реальные и очень болезненные раны.
– Каковы основные признаки стигматов?
– Их невозможно вылечить обычными средствами, используемыми для остановки кровотечения и повышения свертываемости. Кровь может сочиться несколько месяцев или даже несколько лет подряд, но нагноения, как при обыкновенных долго не заживающих ранах, не происходит.
– У Веры вы наблюдали такую картину?
– Очень похожую.
– Вы официально поставили Вере диагноз «стигматы»?
– Нет, – кривится Блумберг. – Мой скепсис мне этого не позволил. Я написал, что, взвесив все симптомы, не исключаю такой вероятности. Честно говоря, этот диагноз меня до сих пор смущает.
– В каком медицинском состоянии Вера была в прошлые выходные?
– В тяжелом. Отказали почки, дважды останавливалось сердце, бок и руки снова начали кровоточить. Девочка впала в кому, и, как медик, я не рассчитывал на то, что она очнется.
– В каком состоянии Вера находится сейчас?
– В удивительно хорошем, – улыбается Блумберг. – Детские организмы часто быстро восстанавливаются, но такое стремительное выздоровление – это и в самом деле поразительно. Все системы органов функционируют на сто процентов или приближаются к этому.
– Вероятно ли, доктор, что сбои в работе Вериных почек и сердца были кем-то спровоцированы искусственно?
– Нет. В отделении интенсивной терапии рядом с больной постоянно находился кто-нибудь из медицинского персонала. И в ее крови не было обнаружено никаких препаратов, которые способны, к примеру, вызывать остановку сердца.
– Мог ли кто-нибудь поранить руки и бок Веры?
– Как я уже сказал, – качает головой доктор, – признаки травмы отсутствуют. Раны на Вериных ладонях – по сути, даже не раны, а маленькие тоннели, проходящие сквозь кожу, кости и сухожилия. – Он показывает кисть руки. – Здесь, миз Стэндиш, больше костей, чем в любой другой части человеческого тела. Вы обязательно травмируете их, если воткнете сюда какой-либо предмет. А у Веры ткани, как ни странно, не повреждены. Но кровь сочится.