Покров-17 - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пелевин cтр.№ 43

Я встаю с пенька, и мы с Капитаном идем собирать грибы-видовики. Они действительно растут прямо из земли — маленькие, серые, сморщенные, и они похожи на ту самую странную голову из телевизионной заставки. А там, где они растут, из рыхлой мшистой почвы торчат ржавые остовы разбитых телевизоров. Эхо страшной войны между лунными жителями и гигантскими енотовидными обезьянами.

Набрав целую корзину грибов, мы сидим у костра и жарим их на деревянных прутьях. В синем небе занимается рассвет. Я хочу спросить у капитана, что в итоге случилось с волками, но по-прежнему не могу говорить.

— Вы спросите, а что же волки? — говорит Капитан, прочитав мои мысли. — А волки с тех пор так и воют на Луну, веря, что лунные жители снова придут и возьмут реванш над енотовидными обезьянами. Но они не придут. Победив в войне, обезьяны запустили на Луну ракету с ядерной боеголовкой, которая хранится в самом центре Покрова-17, в том месте, которое называется Объект-1. Это самое разрушительное оружие в истории человечества. Оно попало в Луну и взорвало ее. Луны больше нет! Вместо нее теперь на небе картонный муляж, покрытый золотистой фольгой. Правительства всех стран молчат об этом. Волки воют на картонный муляж Луны и не знают этого. Они до сих пор верят, что лунные жители вернутся. Необычайно грустная история, не правда ли?

И тут я чувствую, что наконец-то могу разговаривать. Ура, могу разговаривать!

Открываю рот и пытаюсь что-то сказать, но слова путаются во рту, прилипают к языку, смешиваются в невнятную кашицу, получается только сдавленно стонать и хрипеть.

Капитан бьет меня по щеке. А потом еще и еще.

— На, понюхай, — говорит он и сует под нос жареный гриб-видовик.

От него пахнет нашатырем.

Я открываю глаза и вижу полковника Каменева. На его лице нет и не было никаких червей. Он держит у моего носа стеклянный пузырек.

— Наконец-то, — говорит он. — Честно, хотел уже пристрелить, чтоб не мучился.

Я непонимающе оглядываюсь. Мы в машине посреди улицы, сквозь серые облака пробивается рассвет.

— Была темнота, — сказал полковник. — А когда прошло, вижу — ты сидишь и дергаешься, как эпилептик, с пеной на губах.

— Говнище, — сказал я.

Сильно болела голова.

— Ладно, жив — и то хорошо. Давай уже довезем его.

Рано утром 26 декабря, после трех дней бездействия, взвод Старцева вытащили из резерва и направили к остальным силам батальона, который прикрывал подходы к Недельному с севера — на передовое охранение со стороны поселка Дурной Клин. Настроение витало тревожное: чем дольше затишье, тем больше опасение, что враг вот-вот перейдет в контратаку. Вдобавок, как донесла накануне разведка, немцы уже накапливали силы на подступах.

Забрали снаряжение и котелки, взвалили на плечи вещмешки и пошли строем к остальным силам батальона, попрощавшись с автоматчиками у церкви.

На переходе отчего-то приуныл Пантелеев: не балагурил, не подкалывал бойцов, даже когда острое словечко так и просилось на язык. Молчал и Игнатюк, молчали остальные; Селиванову казалось странным такое поведение, но желанная ему тишина была редким гостем во взводе. Поэтому он тоже молчал.

Миновали подготовленный оборонительный рубеж, где уже окопали пушки и минометы, расставили пулеметные точки. Дальше — передовое охранение.

Погода стояла тихая, ясная, хрустел притоптанный снег под сапогами, каркали на крышах вороны. Наверное, эта тишина и напрягала бойцов, усиливая чувство тревоги и неизвестности перед неизбежной контратакой немцев.

Селиванов редко начинал разговор, но сейчас ему, так любящему тишину, хотелось хоть как-то подбодрить ребят. Никакие слова не шли на ум.

— Так тихо, — сказал он первое, что пришло в голову.

— Это потому что немцев пока нет, — хмуро улыбнулся ему Пантелеев.

— Думаешь, скоро?

— Да пес их знает. Не зря же нас на передний край теперь отправляют. Наверное, скоро.

Разговор не клеился.

Дойдя до позиций возле крайней избы, увидели, что бойцы батальона уже поставили у дороги полковую пушку, завалили всё что можно мешками, оборудовали огневые точки. Вдалеке дорога уходила в лес. Оттуда можно было ждать чего угодно.

— Располагаемся, — бросил бойцам Старцев. — Тут и будем торчать.

Взвод устроился посреди развалин избы, в разбитом окне установили пулемет: через двор со снесенным забором отлично простреливалась дорога и окрестные поля.

Только расположившись на позициях, сделав всё, что должно, разведя костер и перекусив, бойцы взвода Старцева выдохнули и вернулись к прежнему расположению духа.

Вернулся сержант Громов, притаранил с собой немецкую гармонь, попросил Максимова сыграть и что-нибудь спеть. Максимов славился у взвода хорошим голосом. Тот взял гармонь нехотя, не сразу к ней приноровился, но потом под просящими взглядами бойцов уселся поудобнее, вдарил пальцами по кнопкам и затянул песню.

Запел свою любимую «Конармейскую».

Подтянулись к костру бойцы остальных отделений, сели слушать, кто-то подпевал сначала нестройно и робко, а потом раздухарились, заулыбались и подхватили дальше гулким хором:

И звонко грянули последними ударными строками на всю улицу:

Стало хорошо, горячо и бодро; и не было уже никакой тревожной тишины, неловкости, подспудного страха, в котором никто не хотел друг другу признаться.

— Еще давай! — подначивал Игнатюк, повеселевший, разгоряченный. — Славно ты поешь, друг, забери-ка с собой эту гармонь, а? Споем еще. И здесь споем, и в Калуге еще споем, и в Минске, и в Киеве… В Берлине споем, да так, что черти в аду оглохнут!..

— Можно и еще, — сказал Максимов. — Моряки тут есть? Моряков тут нет. А и ладно, кавалеристов тоже не было!