Торговец ощутимо расслабился, но схватил меня за локоть и потащил в тот самый переулок, из которого я только что вышел. По дороге бормотал:
— Парень, я немногим смогу тебе помочь. У меня с собой только три сестерция серебром, вот. Возьми ключ от магазина, там найдешь еще столько же, в конторском столе. Не знаю, поможет это тебе или нет…
— Доминус Понсе, благодарю вас, но не нужно денег, я и так вам должен за разбитый фонарь. Я хочу найти родителей, и надеялся, то вы что-нибудь расскажете. Меня схватили на улице два дня назад, я сбежал с поезда и совершенно не знаю, где их теперь искать, и что вообще происходит в городе.
Старик сориентировался мгновенно:
— Тебя посадили на первый поезд? — увидев мой кивок, продолжил. — Те, кого хватали в домах, попали в третий. Если доминусы Ортес не выходили, скорее всего, уехали в нем. Его направили по северной ветке, в Лурд. Я знаю, потому что у меня зять работает на железной дороге, он видел приказы. Уже это говорит о том, что ни о какой экстрадиции и речи не идет. Если бы они хотели вышвырнуть неугодных из страны, поезда шли бы к границе, а не в противоположную сторону. Слухи о том, что вас везут то ли на каторгу то ли на казнь появились уже после того, как третий поезд был почти заполнен. Человек сто отказалось подчиняться и разбежались, были несколько нападений на жандармов, но уже вчера почти всех выловили. Ты зря вернулся, они все еще на взводе, так и рыскают по городу. Хватают всех подряд, достается даже благонадежным. Парень, я не знаю, есть ли у тебя шансы их найти. На твоем месте я бы лучше бежал в сторону Удине или Больяно. Если повезет, и сможешь перебраться через границу, будет шанс уйти. Говорят, чистые пока не так сильны на Балканах. Впрочем, что я говорю, старый дурак, там же Турин! Тогда в Бильбао или Овьедо. Об этом не говорят официально, но в тех местах началось настоящее восстание. Язычников поддержали рабочие и шахтеры, им под властью чистых почти так же тяжело как неотрекшимся. Все, уходи!
Он все-таки сунул мне в руку деньги, и почти бегом направился по Граничной улице. А я поспешил углубиться в бывшее гетто — времени действительно оставалось всего ничего, по моим ощущениям сюда уже должны были двигаться патрули.
Рубио я нашел у себя в квартире, и, судя по тому, что наш арсенал пополнился еще тремя карабинами и таким же количеством Уберти, те жандармы, что за ним погнались, очень пожалели о своем излишнем рвении. Если успели.
— Не знаю, выяснил ты или нет, что там тебя интересовало, но нам нужно уходить, — старик выглядел непривычно серьезно. — Мы неплохо повеселились, но второй отряд за два дня, да еще один из этих отрядов — чистые. Какой бы ни был в городе бардак, такое они проигнорировать не захотят. Уже завтра уйти будет очень сложно.
— Согласен. Я все выяснил. Моих увезли на третьем спецпоезде, он шел на Лурд.
— Мда, — покачал головой Мануэль. — Самое неудачное направление. Но, я так понимаю, в твоем разуме просто нет места для здравого смысла.
Я только головой покачал, и принялся собирать вещи в дорогу. Ну а старик занялся упаковкой добытых карабинов, коих было уже девять штук. При массе одного карабина без малого четыре килограмма, вес получался очень внушительный, даже если поделить на двоих, но Мануэль наотрез отказался оставить хоть один.
— Ничего, — приговаривал он. — Своя ноша не тянет. А то вдруг кого приличного встретим — а у нас и карабинов нет. С этаким арсеналом можно целый отряд собрать! Было б у нас человек хоть пять, можно было бы таких делов наделать — только держись. Чистые бы взвыли.
Ни собирать отряд, ни тем более устраивать террор чистым я не собирался, но переубедить Рубио было невозможно. На «арсенал» он смотрел, как отсидевший двадцать лет заключенный на стриптизершу. Максимум, чего удалось добиться — это устроить схрон после того, как выберемся из города, и оставить лишнее там.
Сборы проходили в спешке. Удивительно, как много вещей копится в жилище, даже если не считаешь его полностью своим. Эту квартиру ни я, ни родители, никогда не воспринимали как дом, и старались не обзаводиться лишними вещами. И все равно, когда я начал бродить по комнате, тут и там взгляд натыкался на всевозможные мелочи, которые вроде бы и не нужны, и в то же время оставлять их на разграбление было жаль. Ощущение, что сюда я больше никогда не вернусь, было очень острым, даже острее, чем несколько лет назад, когда нас выставили из дома. От этого только сильнее хотелось забрать любимую отцову кружку и мамину прялку. Это устройство сделал для мамы отец несколько лет назад — после того, как нам досталось по случаю несколько мешков овечьей шерсти. Мама пряла шерсть, а потом вязала из нее шали, которые относила доминусу Понсе. Эти шали нас тогда здорово выручили… Пришлось с силой потереть лицо, чтобы отогнать непрошенный приступ ностальгии. Сейчас не до воспоминаний. С собой, кроме оружия, забрали только остатки еды, да теплую одежду. Осень в местных широтах теплая, как и зима — даже снег не каждый год увидишь. Однако пара ночевок под открытым небом ясно показали — лишней теплая одежда не будет.
Глава 7
То, что проделки Рубио имели успех, стало понятно почти сразу, как только мы вышли из дома. Так шумно по ночам в районе неблагонадежных не было даже раньше, когда все язычники еще оставались на своих местах. Старик оказался прав — чистые вместе с жандармами вели планомерную облаву, и задержись мы еще хотя бы на час, имели все шансы поучаствовать в ней в качестве дичи. На всех перекрестках были размещены отряды жандармов. Периодически они подавали сигнал свистками, в ответ получая такой же от соседних. Другие тройки и спиры чистых прочесывали дома — благо теперь, когда район был пуст, сделать это было не так уж сложно. Откровенно говоря, поняв, в какую передрягу мы попали, я готов был запаниковать, однако не успел. Пришлось очень быстро убегать, времени на панику совсем не оставалось.
— Что, пробежал холодок по спине? — поинтересовался старик после того, как нам едва удалось нырнуть в подъезд соседнего дома, чтобы скрыться от очередного патруля. Мы как раз забрались в чью-то квартиру с выбитыми дверьми, и теперь я пытался отдышаться — бежать с тяжелой связкой карабинов за плечом было крайне непросто. — Привыкай, парень, то ли еще будет! Думаешь, все, конец нам?
— Ага. Именно так я и думаю, — сквозь зубы прошипел я. — Не понимаю твоего веселья.
— А я веселюсь, потому что предвкушаю кровушку чистых. Ох, поиграем сегодня! Сейчас сложим карабины понадежнее, и пойдем на охоту!
— Чтоб тебе пусто было, проклятый старик! — Не выдержав, выругался я. — Да мы сами тут как дичь! Как ты собрался охотиться! И это ты говорил мне о благоразумии и здравом смысле!
— Очень просто. Возможно, придется запачкаться, но если захочешь жить — перетерпишь. Сейчас складываем оружие вон в ту каморку, и возвращаемся на улицу.
— Даже не подумаю, — во мне кипела злость пополам с отчаянием. — До тех пор, пока не скажешь, что задумал. Твои идеи уже сделали меня объектом охоты всех чистых города, и я не желаю дальше слепо подчиняться твоим указаниям!