Страна призраков - читать онлайн книгу. Автор: Колин Генри Уилсон cтр.№ 34

Мысль о том, что вокруг опять места, где заправляют элементалы, поднимала настроение. Впрочем, до засеченного с воздуха тракта все еще, по самым примерным прикидкам, оставалось мили две или три, так что привал пора было заканчивать.

Эту пустошь, по крайней мере, покрывали не кустья колючего утесника, а вереск, так что вид вокруг открывался на несколько миль. Справа горизонт оторачивала низкая и длинная гряда, и Найл без колебаний зашагал в ту сторону, зная, что хоженые тропы нередко тянутся именно вдоль таких горных цепей.

Дважды на протяжении следующего часа до него доносилось карканье летящего сверху ворона. То, что ворон тот самый, с которым они уже пересекались, не вызывало сомнения: голос птицы так же узнаваем, как и голос человека. Почему он летит следом — потому ли, что Найл его случайно прикормил? Или по той простой причине, что Найл — единственная живая душа на всем этом безлюдном просторе?

Гребень оказался дальше, чем подумалось Найлу сначала, но тем не менее спустя час он уже стоял на откосе. Южнее расстилалась открытая местность, а далеко на севере виднелись горы.

Пройдя вдоль гребня еще с полмили, Найл с облегчением убедился, что направление он уловил верно и вышел-таки на неширокую разбитую дорогу, идущую с юго-востока и далее, прорезая гряду, на северо-запад. Если бы не холмистый гребень, он бы ничего и не нашел: по обе стороны каменистая пустошь вся как есть поросла вереском.

Найл шагал этой колеей (видимо, когда-то в старину здесь пролегал торговый путь) с обновленным чувством целенаправленности; удовольствие вызывал и впечатляющий вид. Но все это начало улетучиваться, когда до Найла дошло: широта и открытость панорамы лишь подчеркивают то, что движется он с черепашьей скоростью. Он как бы увидел себя с высоты: муравей, еле-еле ползущий по бескрайнему пейзажу. Вскоре Найла охватило такое нетерпение, что впору было сорваться на бег трусцой; впрочем, он отдавал себе отчет, что так лишь вымотается.

Тут пришла идея. Он повернул на груди медальон и ощутил мгновенный прилив сил и энергии, отчего шаг стал шире. Сфокусированное внимание с новой силой вбирало благодатный запах вереска, дуновение ветерка в голую грудь, клики птиц. Все это приливалось волной чистого восприятия, без примеси мыслей или эмоций.

Были у медальона и свои недостатки. Примерно через полчаса от него начинало ломить глаза, а затем возникала головная боль. Но ощущение неуемной бодрости того стоило. Вдобавок он еще и привносил приятное ощущение контроля за происходящим, и кто знает, может, если намеренно увеличивать длительность использования медальона, то по мере привыкания неудобство само собой пойдет на спад.

Небо подернулось облаками, и начал накрапывать дождь. У Найла это обычно сказывалось на настроении не лучшим образом. Но благодаря медальону он сознавал, что легкое уныние — не более чем машинальная реакция, и лишь от него самого зависит, поддаваться тоске или нет; все равно что ставить гирьку на весы и смотреть, какая из чашечек перевесит.

От этой мысли Найла ярким сполохом пронзило осознание того, что он свободен. Причем во всей полноте он прочувствовал эту мысль впервые в жизни.

Он даже приостановился, усваивая происшедшее. Да-да, все обстояло именно так. С самого детства он принимал как должное, что все его ориентиры ограничиваются физическими нуждами: голодом, жаждой, усталостью. Более того, он извечно позволял этим нуждам определять его настроение. Подобно незримым хозяевам, они властвовали над каждым мгновением его жизни, выдавая распоряжения. Теперь же Найл понимал: от него самого зависит, подчиняться этим указаниям или нет. При необходимости можно и сопротивляться им, а то и вовсе игнорировать.

Найлу с пронзительной ясностью открылась доподлинная правда человеческого бытия. Наступил переломный, по сути, момент откровения. Отныне жизнь никогда уже не будет прежней. Это было столь же четко и однозначно, как уход из детства во взрослую жизнь.

Словно в подтверждение этих мыслей, дождь перестал, и лучи солнца заиграли на влажных кустиках вереска. Найл, нахмурясь и стиснув зубы, сосредоточился. От мощного прилива энергии захотелось смеяться. Найл с полминуты удерживал в себе это ощущение, чувствуя, что при этом обострилось зрение, прямо как у ворона. Возможные невзгоды и опасности как-то отошли на задний план; ведь главное — не дать им поработить себя.

В этом состоянии безотчетного оптимизма Найлу казалось, что ему по силам отыскать ответ на любой вопрос, какой только способен прийти в голову; что он набрел на жизненный принцип, посредством которого решается любая задача. И в основе всего лежал именно этот естественный, присущий ему оптимизм. Еще в детстве Найл склонен был думать, что будущее таит для него множество волнующих сюрпризов, потому что в жизни ему уготована особая роль. Не отрекся он от такой мысли, даже наткнувшись на мертвое тело отца в норе среди пустыни, где прошла почти вся их жизнь. Не извели это чувство ни скорбь, ни горестное смятение. Потаенным огоньком жила она в нем и тогда, когда его, изловив, рабом отправили в город пауков.

И оптимизм его, надо сказать, в значительной мере оправдался: спасение паука, смытого с судна штормом, обернулось для него в городе относительным признанием и союзничеством с венценосцем Каззаком, который, очевидно, рассматривал его как будущего зятя и преемника. И только осознав, что, оставшись во дворце Каззака, он тем самым предаст своих собратьев-людей, Найл решился, рискуя жизнью, бежать из города пауков.

У него тогда было жгучее, всепоглощающее желание уничтожить восьмилапых и освободить жителей паучьего города. Но это оказалось необязательным после встречи с растением-«императрицей», богиней Дельты, которая дала ему возможность освободить порабощенных собратьев, не прибегая к кровопролитию. Теперь же, сдружившись с пауками, среди которых были и Дравиг, и Асмак, и сын Асмака Грель, Найл испытывал глубочайшее облегчение от того, что до войны дело не дошло.

Так что, если поразмыслить, для оптимизма имелись веские причины, и отказываться от такого явного преимущества было бы непростительно. Да, от решения отправиться в неведомую твердыню Мага отдавало безумием: непонятно, ни где ее искать, ни что предпринять по прибытии. Но ведь и отравляясь из своей пустыни в город Смертоносца-Повелителя, он не располагал никакой альтернативой, кроме как понадеяться на интуицию, которая поводырем вела вперед. Единственное, что подтачивало настрой на благополучный исход, это сомнение.

С такими вот мыслями Найл шагал по старой разбитой дороге. Шел он уже больше часа и, судя по всему, оставил за собой миль семь, никак не меньше, когда пейзаж переменился. Там, на западе, долина оставалась плоской. Колея же, ведущая на северо-запад, поднималась к отрогам гор из обнажившейся породы. Поворот направо, и глазам предстала грозная в своей величавости картина. Тропа, петляя, шла по речной пойме, которую обступали стены красноватого песчаника, выточенные непогодой в колоннады.

На полпути через пойму в небо указующим перстом торчал громадный рыжий камень, от которого тропа-колея ответвлялась наискось. На «пальце», словно в знак приветствия, уже застыл ворон. Метрах в пяти ниже дороги, опоясывая каменистый склон, текла река, что когда-то выточила саму эту долину. Успокоившись наконец в споем теперешнем русле, она была широкой и, в общем-то, неглубокой: во всяком случае, на это намекали ее мелковатые берега, а блесткие переливы воды манили своей кажущейся прохладой.