Записки датского посланника при Петре Великом. 1709–1711 - читать онлайн книгу. Автор: Юст Юль cтр.№ 98

Относительно вина следует еще заметить, что, так как русские для причастия всегда употребляют красное вино (:ибо в России, в противоположность папистским странам, вино при приобщении не возбраняется пастве:), то ни с каких сортов (этого) вина пошлины не взимается, вследствие чего в России оно гораздо дешевле (белого). Впрочем, русские неохотно пьют красное вино, пока имеется какой-либо сорт белого.

Еще следует упомянуть относительно приходящих судов, что все они платят лоцманский сбор (в размере) двух рублей, (а) выходящие — (в размере) шести рублей (каждое), независимо от своей величины. (Сбор) этот поступает полностью в царское таможенное казначейство в Архангельске.

Правила относительно вывозной пошлины совсем иные. Уходящие из России, из Архангельска, суда платят 4 % с общей (ценности) своего груза. Лишь только торговая сделка между русским и иностранным купцом заключена, (по просьбе) как покупателя, так и продавца она записывается на таможне, причем (сделка) эта (равным образом) приобретает силу письменного условия. На покупщика насчитывается пошлина в 4 % с покупной суммы. Уплачиваются эти 4 % таким образом. Если, например, какой-нибудь (иностранный купец) купил русских товаров на 100 рублей, он должен уплатить 4 рубля, то есть 400 копеек, причем за каждые 50 копеек должен платить по одному specie-ригсдалеру, на столько полновесному, чтобы 14 штук весили русский фунт. Если же у него стольких specie-ригсдалеров нет, то за каждый из них, то есть (за каждые) 50 копеек, он платит рубль, или 100 копеек. Таким образом, вывозная пошлина равняется 8 specie-ригсдалерам или 8 рублям со ста.

Подобный расчет полновесного ригсдалера в 50 копеек восходит к тому времени, когда вследствие полновесности и доброкачественности копеек, он (действительно) стоил не более (этого). Расчет этот остается в силе и теперь, (хотя) копейки так убавились (в размере) и (стали настолько) малоценнее, что даже в Архангельске ригсдалер (никогда не) продается (дешевле) 90–100 копеек, на самом же деле стоит дороже.

(Иностранный) купец, ввозящий морем в Россию весовой товар, то есть такой, который взвешивается на безмене, например сахар и т. п., пользуется при вывозе русского товара из Архангельска той таможенной льготой, что с вывозной пошлины ему делается скидка на сумму (ввезенного им) в этом году (весового товара). Это можно яснее понять из нижеследующего примера. Купец заявляет, что он вывез в этом году (товара) на 1000 рублей, а что весового товара ввез и продал в том же году на 200. Тогда (эти) 200 рублей высчитываются из 1000 рублей: в остатке остается 800 рублей: из них-то он и должен платить пошлины 4 со 100, то есть 32 рубля, причем всякий рубль должен уплачиваться столь полновесными specie-ригсдалера-ми, или рублями, чтобы (ригсдалеров этих) приходилось по 14 на русский фунт, то есть 64 specie-ригсдалера. Принимаются они на вес. Если же у купца их нет, то он платит 64 рубля.

Относительно вышеупомянутого весового товара следует, кроме того, заметить, что хотя (за ввоз его) купцу и делается, как сказано, скидка с вывозной пошлины, тем не менее, однако, самый товар этот обложен некоторыми сборами, достигающими приблизительно одного specie-ригсдалера со 100.

При вывозе морем из Архангельска пеньки купец, сверх 4 % (вывозной) пошлины, платит с каждого шиффунта (:по-русски берковца:) пеньки ¼ specie-ригсдалера, каковые (деньги) ему, впрочем, возмещаются по расчету 60 копеек за specie-ригсдалер. Этот сбор установлен царем только затем, чтобы время от времени вводить в (Россию) ригсдалеры, которые, к великой пользе царя, перечеканиваются в копейки, как упоминалось выше, (где речь шла) о деньгах. Помимо (того), как с ввозимых, так и с вывозимых товаров уплачивается 1 % писцового сбора.

По окончании в Архангельске торга (всякий) купец должен представить в Архангельское управление точную опись оставшимся у него и непроданным товарам, дабы царь по этой (описи) мог видеть, не понадобится ли ему который-либо из означенных (в ней) товаров, в каковом случае купец, продающий (эти товары царю), должен заплатить всего 10 рублей со ста, или 20 specie-ригсдалеров, пошлины в Архангельске, так как царь принимает товар (в Архангельске), (а) в Москву до своего употребления приказывает везти его на крестьянских подводах ^[343].

Надо еще отметить, (что) следующие сановники назначены в Сенат в Москву, чтобы заправлять всем во время отсутствия царя: тайный советник граф Мусин-Пушкин, московский губернатор Тихон Никитич ^[344], архангельский губернатор князь Голицын, московский генерал-geualdigeren (пленнпотенциар?), старший судья князь Федор Юрьевич Ромодановский и президент Адмиралтейского приказа Григорий Андреевич Племянников ^[345].

8-го. Я выдал президенту Адмиралтейского приказа Григорию Андреевичу Племянникову вексель на 2000 «Ьапсо»-ригсдалеров, на Копенгаген, для (тамошнего русского) посла князя Долгорукова, а в Москве от (Племянникова) получил 1860 рублей, то есть по 93 копейки за specie-ригсдалер. Из этого видно, как меня обсчитывали в России при выдаче суточный 10 specie-ригсдалеров (в день), который царь должен был платить мне в силу договора с королем. Пока я был в России, мне выплачивали за каждый specie-ригсдалер всего по 80 копеек, тогда как (на самом деле) он стоил в Москве 93 копейки. Ибо ясно, что такой важный царский приказный, (как Племянников), не позволил бы себе дать мне (за ригсдалер) эту цену и занести ее в счет своему господину, если б в Москве цена на оный (действительно) не была в то время так высока. Таким образом, на каждом ригсдалере я терял 13 копеек, что ежедневно составляло 130 (копеек): убыток, представивший в общей сложности, за все мое пребывание в Москве, довольно крупную сумму. Такой образ действий относительно меня отнюдь не соответствовал той точности, с какой уплачиваются (деньги) царскому послу в Копенгагене, которому не только выдаются суточные 10 ригсдалеров в кронах, но и возмещается по существующему (курсу) разница между кронами и specie-ригсдалерами. Не говорю уже о широкой щедрости, которую (вообще) его королевское величество, мой всемилостивейший государь и король, постоянно проявлял и продолжает ежедневно проявлять относительно русских послов.

Хотя я тотчас (по приезде в Россию) заметил скупость русских и (их) мелочность в делах денежных, (тем не менее) я не особенно бушевал против несправедливости, которой подвергался, (ибо опасался), что, (преследуя) мою личную пользу и выгоды, могу досадить своими домогательствами двору, при котором для меня важнее было хлопотать по (делам, касающимся) службы моего всемилостивейшего государя и короля, чем для собственной моей пользы. Но с другой стороны, я и не совсем молчал. Правда, первоначально, по прибытии моем в Нарву, я по незнанию довольствовался тем, что (русским) угодно было мне давать, но лишь только я приехал в Москву и узнал о подобной учиненной мне несправедливости, то немедленно объяснил по этому (предмету) — (сначала) словесно, с государственным вице-канцлером Шафировым, а затем, как то видно из моей копированной книги, сданной в канцелярию, письменно, в совете его царского величества. Но все было напрасно. Наконец, лишь только я был отозван моим всемилостивейшим государем и королем из России, я написал прошения по тому (же предмету) к царю, к князю Меншикову и к великому канцлеру графу Головкину. (Со своей стороны) со времени возвращения моего в Данию его королевское величество был так милостив, (что) два раза приказывал (пребывающему) в Петербурге канцелярскому советнику Петру Фальку войти (с русским правительством) в сношение касательно удовлетворения этого моего справедливого требования. Но до сих пор (ответа) на это еще не последовало, и никакого возмещения за подобный недочет (я) не получил.