Раису ему совершенно не было жалко. Она получила то, что заслужила.
Зайдя в квартиру, Константин прошел до кабинета отца, сел за его письменный стол и начал сочинять письмо для папы. Не покаянное, скорее обвинительное. В нем сын корил отца за то, что тот привел в их дом портовую девку, и сыну пришлось вступиться за честь семьи и наказать изменницу, занявшую место мамы.
Константин и в самом деле считал отца виновником произошедшего. Если бы папа не закрутил роман с Раисой, ничего бы не случилось! А теперь расплачиваться придется сыну. Отсидкой и поломанной судьбой.
Константин закончил письмо. Положил его в конверт, туда же отправил и серебряный браслет. Как наглядное доказательство измены. Потом поставил конверт у письменного прибора и отправился в ванную, смывать с себя гадкий запах Раисы. Отмывшись, хладнокровно собрал в дорожную сумку вещи, что могли понадобиться в тюрьме, и стал ждать, когда за ним придут. В голове мелькала саркастическая мысль: «А ведь не удастся папе заключить контракт. Вернут его обратно, придется адвокатов мне искать… Но это — наказание. За мою поломанную жизнь».
За Константином так и не пришли. Уже потом он узнал, что холодильный мастер примчался к Рае, обнаружил ее мертвой и начал суматошно уничтожать следы своего присутствия. У Михи оказалась пустячная условная судимость, он с перепугу начал стирать отпечатки пальцев, но один «вензель» все же пропустил, и полицейские пришли за ним: Михаил повел себя подозрительно и глупо. (Хотя, повзрослев, Константин догадался, что Миху посадили б по-любому. Следы его интимной близости с Раисой доказывали их роман, подруга покойной сообщила, что в тот день Раиса ей звонила и похвасталась: Виталий Зарецкий сделал предложение. Следствие обязательно уперлось бы в одного подозреваемого и версию, что Раиса дала Михаилу отставку, тот взревновал и придушил ее.) Мастеру по холодильному оборудованию дали на полную катушку — двенадцать лет.
И его Константину тоже не было жалко. Младший Зарецкий помнил, как Миха с гнусной ухмылкой называл его отца «богатым папиком».
Вернувшемуся из заграничной поездки Виталию Дмитриевичу со всей возможной деликатностью доложили о происшедшем. Его имя не засветилось на процессе даже краем.
Конверт с браслетом и письмом Константин вначале собирался уничтожить. Но тот уже стал для него неким фетишем: символом возмездия и любви к отцу. Костик даже представлял, как когда-нибудь через годы он сядет у смертного одра отца, прочтет ему это послание и докажет, на что пошел ради родителя.
Но это представлялось в отдаленном будущем. А пока Константин приказал себе забыть обо всем, что случилось в двухкомнатной квартирке пятиэтажного дома.
И первые годы приказ работал. Образ Раисы не тревожил молодого бизнесмена по ночам, он испарился, сгинул в дебрях памяти. Костя считал, что так оно и будет дальше.
Но он ошибся. Несколько лет назад Зарецкий заметил, что вздрагивает при виде женщин в форме. Вначале он так реагировал лишь при виде голубого кителя. Но дальше — больше. Нервы принимались вибрировать, когда рядом появлялась женщина в любом мундире: полицейская, бортпроводница, служащая метрополитена… Однажды Костик едва смог сделать заказ в рыбном ресторане, где к нему подошла официантка в игривой тельняшке с глубоким вырезом под голубой жилеткой!
Это надо прекращать, сказал себе Зарецкий и замутил с той официанткой. Пригласил на свидание, но не смог долго выдержать ее общество — от девчонки разило дешевыми духами, она сюсюкала, манерничала. В ней не было того, чего искал Константин, — разносчица из ресторана оказалась копеечной подделкой морской волчицы.
Дело было в Сочи, убийство официантки в разгар курортного сезона наделало много шума, и двухмесячное облегчение того не стоило. Фантом Раисы сгинул ненадолго, потом вернулся снова. С дикой силой и необузданным желанием убить еще! Почувствовать под пальцами хрупкую женскую шею, ощутить на щеках последнее дыхание…
Константин стал ночами доставать браслет из конверта. Крутить его в руках, оглаживая выпуклости аметистов, — согревшееся в пальцах серебро становилось похожим на гладкую женскую кожу… Константин засыпал с браслетом в руке. Украшение стало для него важным и необходимым, позже Зарецкий уже представлял, будто оно впитывает в себя женские души, темнеющие в ночи камушки превратились в символические капельки крови.
…Зарецкий смотрел на сыщика, терпеливо ожидавшего ответа на вопрос об украшении, и думал: как можно объяснить простому человеку с примитивным воображением, что браслет — одухотворен? Скудоумия мента не хватит, чтобы понять, почему Константин стал надевать «побрякушку» на каждую из девушек перед убийством: браслет вбирал в себя энергию. Оставлял на себе очередной невидимый отпечаток присутствия и посвященности. Браслет стал другом и единственным свидетелем всего, что происходило между девушками в форме и мужчиной. Когда Константин снимал с покойниц браслет, он снимал с них и форму, в которой они его встречали для последнего свидания. Зарецкий никогда не занимался с ними сексом в их последний день — так у него произошло с Раисой, а новые покойницы становились ее символическими копиями. Он относил девушек в наполненные ванны, аккуратно развешивал мундиры в платяных шкафах и забывал о них. Память запечатывалась в серебряной змейке с аметистами, но извлекалась по первому требованию — прикосновением.
Убийца посчитал, что сыщик недостоин его душевного обнажения, и ответил скупо:
— Браслет принадлежал любовнице отца. Он хорошо его запомнил.
— Любовнице отца? — задумчиво переспросил майор. — Она… ты ее тоже убил?
— Пришлось, — кивнул Зарецкий. — Она была бешеной сукой.
— Ах вот как…
— Что «вот как»?! — неожиданно взбеленился Фермер. — Можно подумать, ты хоть что-то понял! Можно подумать, твоих мозгов хватит, чтоб понять, что мне пришлось пережить!
Винить в своих грехах все, что угодно, — обстоятельства, личные неурядицы, других людей — типично для социопата. Патологический убийца ни за что не признается, что поступал так по звериной прихоти, изыщет множество причин для мотивировки.
Гущин вгляделся в покрывшееся испариной лицо напротив и внезапно понял: «С чего это я взял, что Фермер человек без нервов? Нервишки есть у каждого, кто еще теплый. И Фермеру, получается… тоже страшно. У него поджилки затряслись. Ему так жутко, что невозможно выйти из дома! Он сидит здесь, тянет время и слушает, не загавкают ли Снег и Ветер? Причина для промедления есть: с пляжа, куда он собирается подъехать на машине, чтобы перетащить замерзший труп Сандро, должны уйти люди… Фермер сидит в запечатанном доме, как в крепости, трясется и набирается храбрости.
Вон — весь от пота заблестел. А я еще ему жарку поддам».
Гущин поставил локти на столешницу и, сделав голос доверительным, сказал:
— Костя, неужели ты не понимаешь, что тебе не уйти? Ты же умный человек, сдавайся. И я обещаю, что тебя не засунут в камеру с уголовниками. Клянусь! Если ты отпустишь меня и женщин, твоим сокамерникам не сообщат, что ты насильник и убийца.