Железный крест - читать онлайн книгу. Автор: Вильгельм Хайнрих cтр.№ 16

— Неужели? — удивился Брандт.

Кизель улыбнулся:

— Это может показаться странным, но я подозреваю, что знаю то, чего он хочет. Проще говоря: герр Штрански желает, чтобы его приказам подчинялись не только в соответствии с его чином, но и из-за того, какое впечатление он производит на подчиненных.

— Если это так, то его шансы невелики. Я по личному опыту знаю, что значит столкнуться с упрямством 1-го батальона. — Полковник хрипло рассмеялся: — Вам все это приснилось, Кизель. Я уже давно ношу эту форму и до сих пор ни разу не сталкивался с подобными казусами.

Кизель кивнул:

— Это нетипично для командира — стремиться к тому, чтобы управлять не только поступками подчиненных, но и властвовать над их чувствами.

— А как же, позвольте спросить вас, Штрански намеревается добиться этого, гм, духовного подчинения?

— Этого я так и не выяснил. Но, насколько я понимаю, он желает использовать для своих целей командиров рот, потому что, по его словам, влияние командира уменьшается в своей интенсивности пропорционально близости офицерского чина к солдатам. Он считает опасным экспериментом личные контакты с другими чинами.

— Замечательно! — торжествующе воскликнул Брандт и хлопнул ладонью по столу. — Знаете, Кизель, — произнес он и заговорщически подмигнул собеседнику. — Этот парень, Штрански, произвел на меня впечатление, пусть даже он и фантазер.

— Не всех фантазеров так не любят солдаты, как гауптмана Штрански, — заметил Кизель.

— Вы так полагаете? — спросил Брандт, и его лицо приняло выражение напускного безразличия.

Возникла секундная пауза.

— Да, — коротко ответил Кизель и уставился на кончик зажженной сигареты, решив больше ничего не говорить на эту щекотливую тему.

Брандт нервно забарабанил пальцами по столу.

— Во всяком случае, — наконец заговорил он, — в 1-м батальоне Штрански найдет крайне мало офицеров, готовых играть по его правилам. Меньше, чем где-либо. По правде говоря, моральный дух этих людей самым серьезным образом беспокоит меня. В них отсутствует бодрость духа. Они подобны шахматным фигуркам — позволяют двигать себя, но сами двигаться не хотят.

— Шахматные фигурки? — задумчиво нахмурился Кизель. — Но разве они не всегда были такими?

— Ни в малейшей степени, — решительно тряхнул головой Брандт. — Я вот что вам скажу — примерно год назад у нас были лучшие солдаты, о которых только может мечтать командир. Они понимали, что делают и для чего воюют. Они могли выигрывать сражения, зная о том, что ими командуют непрофессионалы. Но сегодня! Теперь я чувствую себе спокойно, только если сам зайду в траншею. Я уже больше никому не могу доверять.

— Это взаимное чувство, — заметил Кизель.

— Что? — изумленно и едва ли не укоризненно посмотрел на него Брандт. — Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказал, — спокойно ответил Кизель. — Люди давно утратили доверие.

— Доверие? В кого они больше не верят?

— В нас, конечно же. Мы не понимаем их психологии, если думаем, что они во всем винят исключительно верховное руководство. Если я сажусь в такси и машина попадает в аварию из-за неисправных тормозов, то я виню в случившемся водителя, а не компанию, в которой он работает. Я стану утверждать, что ему не следовало вести автомобиль с неисправными тормозами.

— В чем же они обвиняют начальство?

— Моральный дух солдат со временем слабеет. Дивизия участвует в боях двадцать один месяц без перерыва. Люди по горло сыты войной. Вы сами знаете, как часто им обещали отвести их с передовой.

— Так это мы в этом виноваты?

— Я не генерал, — уклончиво ответил Кизель. — Но в сложившейся обстановке солдаты считают каждого нового командира кандидатом на Рыцарский крест, который желает получить награду за счет крови, проливаемой ими в боях. После того как ему нацепят орден на грудь, на его место присылают нового командира, и все повторяется сначала. В течение двадцати одного месяца, почти два года, командиры менялись постоянно, от генерала до ротного командира. Причем менялись так часто, как в мирной жизни меняют рубашки.

— Да, да, я знаю, — ответил Брандт и снова забарабанил пальцами по столу. — Едва получив подкрепление, мы сразу бросаем их в бой. Они сгорают, как дрова, в топке войны. С другой стороны, генеральный штаб знает об этом не хуже нас, и нам приходится считаться с его авторитетом.

— Я считаю иначе. Мне кажется, что руководство совершает большую ошибку и эта — самая большая.

Брандт слабо улыбнулся:

— Жаль, что вы не выступаете в роли судебного защитника солдат. К сожалению, нет такой должности в нашей табели о рангах. — Он откинулся на спинку стула. — Я согласен с вами, что наши подчиненные отчаянно нуждаются в глотке свежего воздуха. Я это сам чувствую. Проклятая страна! Наших солдат заманили в глубь этих степей и бескрайних лесов. Сначала это казалось им новым и интересным, но такое длилось недолго. Эти ужасные просторы, монотонные и безлюдные, от них возникает ощущение того, что в один прекрасный день они просто проглотят тебя. В конечном итоге возникает невроз. Теперь мы все испытываем его. И все же мы здесь, и никуда нам от всего этого не деться. Нужно довести до понимания солдат то, как нелегко отводить их на отдых. Откуда здесь взять лишний транспорт? Вы сами знаете, какие усилия требуются для переброски дивизии из Франции в Россию и обратно. Вы только что сказали о боях, в которых дивизия участвует вот уже двадцать один месяц. Будем откровенны, Кизель. Сколько ветеранов осталось у нас? — Брандт издал нервный смешок. — В моем бывшем батальоне таких я мог пересчитать по пальцам. Полк сегодня на девяносто процентов состоит из новичков, из пополнений, которые прослужили в России всего несколько месяцев. Генерал прав, когда утверждает, что переброска дивизии ради горстки солдат-ветеранов ничем не оправдана. Неужели вы этого не понимаете, Кизель?

— Нет.

— Почему, черт побери?

Кизель затушил окурок в пепельнице. Слова Брандта произвели на него впечатление, причем, скорее, в силу его эмоциональности, а не логичности высказывания. Он не ожидал от полковника такого глубокого понимания ситуации. Кизель бросил рассеянный взгляд в окно, прорубленное в стене возле двери. В лучах солнца кружились мельчайшие частички пыли.

— Это трудно объяснить, — неуверенно начал он. — Для этого необходимо поставить себя на место солдата. Представьте себе боевую обстановку, которая была несколько месяцев назад. Именно тогда начались наши первые поражения. Но одних поражений недостаточно для того, чтобы пошатнуть веру солдат.

— Почему?

— По ряду причин. Самая важная заключается в том, что наши рядовые обладают своеобразным чувством справедливости. После наших великих побед им хочется наделить наше военное руководство правом на минимальное количество ошибок.

— Иными словами, они хотят справедливости.