Железный крест - читать онлайн книгу. Автор: Вильгельм Хайнрих cтр.№ 113

— Вы можете сесть, — повторил Штрански с некоторым раздражением.

— Если только это ваш приказ, — ответил Штайнер.

— Что ж, считайте, что это приказ.

Штайнер нехотя выдвинул стул и сел. Штрански поставил керосиновую лампу на стол таким образом, чтобы самому остаться в темноте.

— Надеюсь, вы помните наш последний разговор, — произнес он, небрежно закидывая ногу на ногу.

Штайнер молча кивнул.

— В результате полученного вами ранения, — продолжал тем временем Штрански, — мы не смогли его завершить. Я же привык доводить дело до конца, что намерен сделать и сейчас.

Штрански говорил совершенно бесцветным тоном.

— Вы еще молоды. Вот почему я готов простить вам ваше поведение. Однако я сделаю это лишь в том случае, если вы признаете, что я был терпелив с вами.

— Вы имеете в виду тот случай, когда я поменял автоматы?

Штрански нахмурился.

— История с автоматами это лишь малая часть того, что я имею в виду, — произнес он. — Когда я разговариваю с вами, то исхожу из того, что вы не утратили способности мыслить.

На это Штайнер лишь пожал плечами:

— В таком случае вы слишком хорошо обо мне думаете. Но сейчас не об этом. Есть вещи, о которых принято говорить как мужчине с мужчиной, а не как начальнику с подчиненным.

Штрански испытующе посмотрел на него.

— Что ж, не удивлюсь, если вы так думаете, — произнес он с натянутой улыбкой, — но даже если мы закроем глаза на мое звание, этот разговор все равно останется разговором между неравными людьми. Надеюсь, вам не нужно объяснять, что в гражданской жизни делается различие между просто людьми и личностями. Или вы об этом никогда не задумывались?

Штайнер закусил губу. Так вот ты куда клонишь, подумал он. Судя по всему, Штрански задался целью его унизить. В ответ он попытался придать голосу самую невинную интонацию:

— Я как-то не привык размышлять на подобные темы. Думаю, вы сумеете объяснить мне это различие.

— Попробую, — ответил Штрански и сложил на груди руки. По всей видимости, его лицо, с посеребренными сединой висками, и было призвано являть собой живой портрет этой самой выдающейся личности.

— Разница заключается в моральном и интеллектуальном превосходстве и происходит, хотите вы это признать или нет, из классовых различий. Тот, кто вырос в грязи, за исключением редчайших случаев, так в ней и останется, поскольку такой человек не привык воспринимать грязь как грязь. Надеюсь, это вам понятно?

Штайнер отрицательно покачал головой.

— Не согласен, — произнес он. — Мой жизненный опыт дает мне основания говорить, что талант, умение тонко чувствовать, сильный характер — это отнюдь не привилегия правящих классов. Если я правильно помню, отец Канта изготавливал седла, а отец Шуберта был бедным школьным учителем. Прошу простить меня, если полученное мною скудное образование мешает мне добавить к этому списку еще не один десяток имен. В восемнадцать лет я был вынужден сбросить с плеч школьный ранец и взять в руки лопату, дабы копать в земле никому не нужные ямы, вместо того чтобы развивать в себе личность.

Он говорил быстро, едва слышно. А потом вообще умолк, устремив взгляд мимо Штрански куда-то в темноту, в дальний угол помещения. Штрански ответил не сразу.

— Речь шла об общих понятиях, — наконец возразил он.

— Она и сейчас идет об общих понятиях, — негромко произнес Штайнер. — Я даже сказал бы, что полезные растения и сорняки произрастают на одной и той же земле. Или в Восточной Пруссии все по-другому?

Батальонному командиру было все труднее сохранять учтивость.

— Могу я спросить у вас, к какой категории вы относите лично себя?

Это уже был открытый вызов — то есть именно то, чего так опасался Штайнер. Он даже выпрямился на стуле.

— Насколько я понимаю, этот разговор предполагался как разговор об общих понятиях. Прежде чем перейти на личности, я бы хотел уточнить один вопрос.

— Что именно?

— Давайте вернемся к самому началу. Наш с вами разговор — это разговор между двумя людьми или между начальником и подчиненным?

— Не вижу причин, почему я должен дополнительно класть на чашу весов свое звание, — высокомерно парировал Штрански.

Штайнер удовлетворенно кивнул. Неожиданно он ощутил примерно тот же восторг, что и шахматист, который видит, что выигрывает партию.

— В таком случае, — негромко ответил он, — я имею полное право не отвечать на ваши бестактные вопросы.

Воцарилось молчание, могильное молчание; на какое-то мгновение Штайнеру даже показалось, будто он остался в комнате один. Не проронив ни звука, он ждал, как на это отреагирует Штрански. При этом он чувствовал себя человеком, который, бросив вниз по склону горы камешек, увидел, как прямо у него на глазах с грохотом обрушился оползень. И тем не менее Штрански даже не шелохнулся. Ярость проявила себя лишь злобным огнем в глазах.

— Вы забываетесь, Штайнер, — процедил он сквозь зубы.

На секунду Штайнер даже испугался его ярости, однако сумел стряхнуть с себя страх, этот продукт многолетней воинской дисциплины, и поднял голову.

— А вы забыли про наше с вами соглашение, — холодно возразил он. — Если вы неуютно чувствуете себя, стоя на позициях равенства, что ж, мы можем вернуться к уставным отношениям.

Штрански посмотрел на свои руки.

— Ваша дерзость может проистекать лишь из вашей глупости, — отеческим тоном произнес он. — Проистекай она из мужества, я бы, возможно, не оставил ее безнаказанной, хотя и восхитился бы ею.

Он резко поднялся и несколько раз прошелся взад-вперед по комнате. Затем подошел к Штайнеру и встал перед ним. Тот остался сидеть на стуле, глядя на него снизу вверх.

— Таких, как вы, я встречал уже не раз, — продолжал тем временем Штрански. — И я всегда уничтожал их как омерзительных паразитов. Во время нашей первой встречи я сказал вам, что вы переоцениваете важность своей персоны. Если вы считаете, что способны произвести на меня впечатление, то глубоко ошибаетесь. В моих глазах вы не более чем наглый грубиян с замашками преступника, которого так и тянет наложить свои лапы на то, что принадлежит товарищу.

Штайнер медленно встал со стула. Бросив взгляд вниз, на собственные руки, он с удовлетворением отметил, что те не дрожат.

— Вы еще об этом пожалеете, — негромко сказал он.

Штрански правой рукой отряхнул рукав.

— За одно только это замечание, — процедил он, — дома я бы спустил на вас всех моих собак и вы бы бежали от них, пока до крови не сбили бы ноги.

— Мы не дома, — возразил Штайнер.

— Вскоре вы пожалеете, что оказались здесь.

Штрански повернулся к Штайнеру спиной, подошел к столу, снял телефонную трубку и вызвал Трибига.